- Конечно, было бы еще много мужчин, которые бы лгали и смеялись моим шуткам. Но я увидела, что ждет меня впереди, когда красивая женщина может сколько угодно топать маленькой ножкой, но это не вызовет землетрясения, когда она не сможет заставлять хороших людей малодушничать.
Тот мужчина? Как только он увидел, как на меня подействовали его слова, он тут же взял их обратно. Но уже было поздно. Я купила билет на Марс. Когда я прилетела, я получила приглашение Ааронсона, и вот сейчас это путешествие, которое закончится… неизвестно где.
Уайлдер обнаружил, что держит ее за руку.
- Не надо, - сказала она, высвобождаясь, - не надо ни слов, ни прикосновений. Не надо жалости, и жалости к себе - тоже не надо.
В первый раз за все это время она улыбнулась.
- Странно, не правда ли? Я всегда думала, как приятно будет когда-нибудь услышать правду и прекратить весь этот маскарад. Как я заблуждалась. Это совсем не приятно.
И она повернулась и уставилась в плещущую за бортом черную воду. Когда несколько часов спустя она наконец обернулась, Уайлдера уже не было. Он ушел.
На второй день свежее течение подхватило яхту. Они проплыли мимо длинной цепи гор, остановились на завтрак в старом монастыре, снова двинулись дальше и вечером поужинали в каких-то развалинах.
Они почти не говорили о пропавшем городе. Они были уверены, что никогда не увидят его.
Но на третий день путешественники ощутили приближение чего-то таинственного.
Поэт выразил это так: "Не Господь ли Бог там что-то напевает?"
- Какой же ты мерзавец, - сказала его жена. - Неужели ты не можешь говорить простым языком?!
- Слушайте, черт возьми! - воскликнул поэт. И они прислушались.
- Не кажется ли вам, что мы стоим на пороге гигантской кухни, где огромные теплые руки замешивают тесто, где пахнет требухой и свежей кровью, где Боженька готовит обед для праздника жизни? Он варит в солнечном котле цветущую жизнь для Венеры, в этой бочке он готовит студень из сердец и костей животных, живших миллиарды лет назад. И разве Бог недоволен своей стряпней в великой кухне Вселенной, где он составляет меню пиров и голода, смерти и возрождения на много лет вперед? А если он доволен, почему бы ему не напевать что-то себе под нос? Чувствуете? Может быть, здесь создается сама суть жизни. Ведь Бог не только мурлычет что-то, он поет в стихиях, он пляшет в молекулах. Приближается вечный праздник. Мы на пороге Неизвестности. Тсс!
И он прижал толстый палец к выпяченным губам.
Наступила тишина, и только бледность Кары Корелли освещала темные воды перед яхтой.
Все они почувствовали приближение неведомого. И Уайлдер. И Паркхилл. Они закурили, чтобы скрыть волнение. Затем выбросили сигареты. Сумерки были полны ожидания.
Звук, о котором говорил Харпвелл, приближался. Айкенс, ощутив это, подошел к актрисе, стоявшей на носу корабля. Поэт присел, чтобы записать свои слова.
- Да, - произнес он, когда выглянули звезды. - Оно уже здесь. Оно… - он перевел дыхание, - … здесь.
Яхта вошла в тоннель. Тоннель уходил под скалу. И они увидели Город.
* * *
Город находился в полой изнутри скале, его окружали луга, а над ним было причудливо окрашенное и освещенное каменное небо.
И он был затерян и оставался затерянным по той простой причине, что люди пытались найти его с воздуха и с суши, а в то время как к нему можно было пройти пешком по руслам высохших каналов, тем путем, которым когда-то текла вода.
И вот яхта с людьми с другой планеты подошла к древнему причалу.
И Город зашевелился.
В давние времена жизнь городов просто-напросто зависела от наличия в них людей. Но потом города - и земные, и марсианские - уже не умирали. Они погружались в сон. И им снилось их прошлое и возможное будущее.
По мере того, как пассажиры яхты один за другим выходили на пристань, они начинали чувствовать присутствие главного действующего лица, души марсианской столицы; невидимая, смазанная машинным маслом, покрытая металлом, она плавно двигалась сквозь приглушенные, скрытые проблески механического сознания навстречу полному пробуждению.
Вес людей, стоящих на пристани, вызвал механическую реакцию. Они ощутили колебание под ногами. Пристань опустилась на одну тысячную долю миллиметра.
И город, этот чудовищный механизм, эта гигантская "спящая красавица", почувствовал это прикосновение, нежное, как поцелуй, и проснулся.
Прогремел гром.
Спрятанные в тридцатиметровой стене ворота в двадцать метров шириной с грохотом разъехались и исчезли в стене.