5 
Ему никто не ответил. Наконец дед Андреас медленно проговорил:
— Давай не будем поминать святых, Альв. Лучше просто забудем об этом.
— Нет, — возразил Никлас. Он был словно посредник между этими двумя. — Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать предрассудки. Я не хотел пока говорить вам об этом, но считаю, что должен. Дело зашло слишком далеко…
Он достал из кармана какую-то бумагу.
— Что это? — полюбопытствовал Андреас.
— Письмо. От Виллему.
— От Виллему? — эхом отозвался Калеб. — Но почему она написала тебе, а не нам?
— Я получил его пару дней назад и, признаться, мало что понял. И только сейчас, услышав историю, приключившуюся с пьяницей, мне многое стало ясно.
Наступила тишина. Ее прервал Калеб:
— Что ж, читай!
За окном стоял пасмурный летний день. Собравшиеся сидели в той части Линде-аллее, откуда им через открытую дверь видны были витражи Бенедикта и портрет, нарисованный Силье. На портрете были изображены двое — ее собственный ребенок и тот, которого она усыновила. Никласу со своего места была видна плутоватая улыбка Суль. Он никак не мог определить, что же это за улыбка — то ли кокетливая, то ли зловещая.
Никлас приступил к чтению:
«Дорогой Никлас!
Как у вас дела? Как в Гростенсхольме, в Линде-аллее и Элистранде? Мы про вас не забываем.
Твоя сумасшедшая нижеподписавшаяся родственница наконец-то осела тут. Чувствует себя превосходно. Часто думаю, как здорово было бы вновь посетить старые знакомые места. Надо же, как быстро мы постарели. В этом году тебе и Ирмелин исполнится сорок. Мне тоже придется прибавить себе годок. Доминику уже сорок три. Как же быстро бежит время! А я-то чувствую себя так, словно мне тридцать девять. Мне кажется, я еще так молода. Я осталась все той же взбалмошной девицей, как и тогда, когда мне было всего семнадцать. Или что-то вроде этого. А мой сын Тенгель!.. Уже восемнадцать! Представляешь?! Вот бы тебе увидеть его, он так привлекателен'. Выглядит он неординарно, да и сам по себе сложившаяся личность. У нас все хорошо, всем вам большой привет от нас.
Но не об этом я хотела написать тебе. Никлас, что там у вас происходит? Доминик совсем места себе не находит. Ты знаешь, что он обладает способностью чувствовать на расстоянии и имеет дар предвидения. Так вот, он сильно беспокоится. «Нам срочно нужно в Норвегию, Виллему, — говорит он. — Мы нужны Никласу». «Никласу? — спрашиваю я его. — Что ты хочешь сказать?»
А вчера Доминик сказал: «Кажется, настало время, Виллему. Ты, я и Никлас избраны. И то, для чего мы избраны, начинается сейчас. Нам просто необходимо ехать в Норвегию!»
Дорогой Никлас! Ответь как можно скорее. Мне кажется, что хорошо заняться этим делом. Ведь мы с тобой ждали своего часа с самого детства…
Я видела Тенгеля Доброго только мельком. Но я знаю, что настало наше время… Напиши как можно скорее!
Будет здорово покинуть на некоторое время эти места. Не воспринимай как бахвальство, но хорошо на время уехать отсюда. Тут все завоевывают свое место под солнцем, работая локтями и борясь за благосклонность…»
Никлас встал:
— Ладно. Остальное не имеет отношения к делу. Пока я еще не написал ответ, так как решил не обращать внимания на все эти слухи. Но после того, что рассказал пьяница…
Калеб тоже поднялся:
— А теперь еще и это письмо из Швеции! Доминик никогда не ошибается. Нам ничего не остается, как слушаться его, когда он рассказывает про свои видения или… не знаю, как их назвать по-другому. Отвечай немедленно, Никлас! Проси их приехать!
— Да-да, — согласно закивали остальные.
— Дело серьезное, — проговорил Андреас. — Но что же все-таки случилось? Калеб, ты был в долине Людей Льда. Что это может быть?
Все посмотрели на него. Тот долго думал:
— Тогда я был еще молод, — начал он. — И никто ничего мне не объяснял. Поэтому я могу поделиться с вами только собственными наблюдениями.
— Они, скорее всего, достаточно точны, — сказал Альв, очень уважительно относившийся к старейшему в роду.
Быстрая улыбка промелькнула на лице Калеба:
— Вовсе не обязательно.
Воспоминания охватили его. Вот он снова в продуваемой всеми ветрами долине, высоко в горах Трёнделага. У него три спутника — Тарье, Борд и Берг-финн. Никто из них не был знаком друг с другом до этого долгого путешествия, до погони за Колгримом. Как он восхищался тогда Тарье. И как он горевал, когда Колгрим убил прекрасного ученого… Вспомнил разговор между теми двумя, обрывки которого доносил до него ветер.
5 
