51 
Через несколько минут наша машина выходит на трассу.
Я прижимаю под ватником к животу великолепный кавказский бурдюк, каких здесь, на Севере, и не видывали, а вино в бурдюке вздрагивает на ухабах, мягко толкает меня под ребра. В голове у меня слегка шумит и плывет от бессонной ночи, но в эти минуты я по-настоящему счастлив. Я опять вспоминаю своих ребят. Они умеют работать: монтажники экстра-класс, настоящие парни. Гонта все сделает как нужно — на него можно положиться. Наверное, уже залатали трубу, вернулись в балок и спят сейчас. Я ласково и нежно посматриваю вокруг и бережно сохраняю бурдюк.
— Давай, Валька, давай, — выкрикиваю я, — жми на всю железку!
— Жму, — весело отвечает Валька и скалит зубы.
Машина пляшет по темной дороге, и я прыгаю в ней вверх-вниз на манер парового молота. Я даже не упираюсь ногами в пол кабины. Мне очень весело сейчас, весело и празднично.
— А что, Валька, — кричу я, — убёгли московские шофера из тайги?
— Убёгли, — хохочет он. — Все поголовно убёгли. Один вот я остался.
Мы орем песни, а в руках я баюкаю настоящий кавказский бурдюк; и мне еще не больно и не rpycтно вспоминать обо всем случившемся. Просто я еду в машине, думая о своих ребятах, о трассе. Впереди у меня такая прекрасная жизнь, что даже и не подумать иначе, и дорога моя не кончается, и много по ней еще предстоит пройти и проехать.
Юрий ТАРСКИЙ
ДУЭЛЬ
Рассказ
Рисунки П. ПАВЛИНОВА
Ровная полоса горизонта вдруг изломалась, а солнце и реденькие облака, опрокидываясь, стремительно поползли из края в край окуляра. Перископ захлестнуло волной, и Елин, командир «Нерпы», словно окунулся в мутную бутылочную зелень. Тяжело переступив с ноги на ногу, он разогнул затекшую спину и, не оборачиваясь, резко бросил:
— Боцман, не топи перископ! Точней держи глубину! Боцман забубнил что-то в оправданье, но Елин не слушал. Стоял, блаженно вытянувшись, прижмурив слезящиеся глаза. Потом снова сгорбился и ткнулся лбом в резиновый наглазник окуляра.
На поверхности ничего не изменилось: и волны, и солнце с облаками были на положенном им месте, и эта треклятая шхуна маячила перед глазами, как и минуту, и два часа назад.
— Не нравится мне этот парусник, старпом. Ох, не нравится! — тихо сказал Блин, но его услышали в самых дальних уголках центрального поста.
— А почему? Некрасив, что ли? — переглянувшись со штурманом, подал голос старпом Кретов. Он стоял за спиной рулевого-горизонталыцика и не сводил глаз с приникшего к перископу командира.
— Уж больно смел фашист — один посередке моря болтается. Над водой сидит высоко — значит, без груза. А почему? Куда идет, откуда, тоже не понять — похоже, без дела мыкается. И потом, эта антенна на мачте..
— Вы все же считаете?.. — начал старпом.
— Ничего я пока не считаю, — устало сказал Елин.
— А по мне, лайба как лайба — деревянное корыто е парусами.
— Угу, корыто, — подтвердил Елин. Неожиданно он поднял голову и в упор спросил: — Ну, что у вас еще? Выкладывайте.
— Ничего, — отчеканил по слогам старпом. — Все ясно.
— Я так и думал, — процедил сквозь зубы командир и строго приказал: — Гидроакустику усилить наблюдение!
На секунду подняв голову от перископа, он снова приник к окуляру. Дважды щелкнула рукоятка дальномерного устройства, и Елин по-прежнему раздраженно объявил:
— Дистанция до шхуны семь с половиной кабельтовых. Пеленг…
Было отчего злиться. Вот уже третий час подводная лодка, словно привязанная, тащилась за этим дурацким парусником. Куда он, туда и она: он шел вправо — «Нерпа» тотчас ворочала вправо, он поворачивал влево — она за ним.
А чего бы, кажется, проще: ударить из-под воды торпедой — и дело с концом! Да ведь жаль торпеду. Мало их к концу похода осталось, на более важную цель сгодятся. Всплыть и после опроса потопить артиллерией? Как говорится, и дешево и сердито. Тем более и старпом со штурманом давно это советуют… «Нет, погожу еще малость», — в который уже раз за эти часы одернул он себя.
Подозрительна ему шхуна, а чем — сам толком не знает. Многим. Слишком франтовата для парусника-работяги. Опять же идет непонятными курсами. И антенна на мачте…
Наслышан он о хитрых судах-ловушках, да и читал о них немало. И немцы, и англичане широко применяли их еще в первую мировую войну. Плывет себе по морю эдакое безобидное с виду суденышко, а чуть подлодка противника высунет нос, откуда и пушки, и пулеметы, и глубинные бомбы возьмутся. Огонь, гром, треск — и нет доверчивой субмарины: одни пузыри и масляные пятна на волнах…
51 
