очень нудно 
564 
Марфуша (недоверчиво шмыгая носом).Да-а, по нему не скажешь, что охочий – глиста бледная, костлявая, даже борода толком не растет!
Царь (задумчиво).Может, он в детстве болел много?
Марфуша (снова заливаясь слезами).Тятенька, я его боюсь! У него лицо страшное!
Царь (преувеличенно бодро).Как говорится, с лица воды не пить! А бороду нынче брить ничуть не зазорно, даже модно. Так что, Марфуша, вот тебе мое отеческое благословение, а заодно и царский указ: чтобы завтра к обеду причесалась-нарядилась-нарумянилась, будем тебя замуж выдавать. И не реви, кому говорят!
Марфуша (назло, что есть мочи).Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!
Царь, заткнув уши, выскочил из горницы, я едва успела за дверью схорониться.
Только батюшка подальше отошел, – я в опочивальню прошмыгнула. Н-да… сестрица моя и так, честно говоря, красотой не блещет – рябая, простоватая, нос картошкой, уши лопухами, – а зареванная и вовсе почище пугала огородного будет. И что в ней Кощей нашел? А уж в теле так в теле, двумя руками не охватишь, разве что за шею…
– Будет тебе реветь, – говорю, – хочешь богатыря в законные мужья?
У Марфуши разом слезы высохли.
– Что? – не веря своим ушам, переспросила сестричка. – Это как?
– А так. – План у меня был очень простой. – Я не хочу выходить за Илью Муромца, а ты – за Кощея. Давай обменяемся женихами!
– А вдруг они не согласятся? – не поверила Марфуша. Ох и глупа же моя сестрица! Под стать Ивану-царевичу,
– Да мы их и спрашивать не станем, – терпеливо объяснила я. – Под покровами венчальными подлога не заметят, а там поздно будет, развезут по теремам как миленькие.
Сестру долго уговаривать не надо! В детстве, помню, убежим с ней вместе в лес, найдем каких ни есть ягод, Марфуше только скажи – съедобные, так она, не задумавшись, до того ими укушается, что волхв потом только за голову хватается, царскому дитяти желудок прочищая.
На том и порешили.
Ночью, как челядь спать полегла, сбежались мы с Марфушей в одну комнату, и давай хозяйничать при лучинах! Сделали из двух подвенечных платьев полтора да половинку – от Марфушиного нижние юбки отпороли, к моему подшили, чтобы пышнее казалось. Стала я в том платье толще Марфуши, а Марфуша в урезанном со мной сравнялась. Верх решили не трогать – все одно его под покровами не видать, а ростом мы ровные. Обменялись бусами, веночками. Едва до петухов успели. Помогли друг другу обрядиться, платья сзади застегнуть, покровы ровно приладить, чтобы чернавки поправлять не надумали, да и разошлись по опочивальням – Марфуша в мою, я в Марфушину.
Только солнце ясное луч в окошко кинуло, набежали мамки-няньки, сестренки-подружки, давай причитать, как исстари заведено. А мы все молчим да отмахиваемся, близко к себе не подпускаем, дабы обман наш не раскрылся. Хорошо, никто не обижается, не настаивает. Все понимают: невесты и без того в волнении великом, не спалось им, горемычным, всю ночь одевались-прихорашивались, чтобы в срок к венцу поспеть.
Пока собирались, слух прошел: женихи приехали, ждут в тронной зале. Подружки заторопили – выходить пора! Так во мне все и перевернулось-захолонуло. Я, Василиса Прекрасная, да за Кощея Бессмертного замуж выхожу! Ужас-то какой! Потом вспомнила Илюшину бороду – враз полегчало. У Кощея хоть мучиться недолго буду.
Свели меня вниз по лестнице, к зале тронной. В покрове щелка махонькая, прямо перёд собой вижу, а ноги где-то там внизу остались, на каждой ступеньке спотыкаются, няньки-мамки охают, под ручки крепко держат.
Распахнулись двери створчатые, ступила я за порог несмело.
А гостей в терем набилось, – зала только что по швам не трещит. Съехались отовсюду дальние родственники, сбежались ближние, батюшка заграничных послов пригласил, чтобы на приемах сэкономить, не проставляться отдельно. Все подружки мои да Марфушины тут как тут, челядь любопытная работу побросала, даже ключница, бабка столетняя, приковыляла на невест посмотреть. А чего там смотреть? Красный покров до пояса, ниже юбки сборчатые до самой земли, а за ними хвостом крысиным шлейф по полу волочится, пыль подметает.
Заиграли дудошники да гусляры, затянул венчальную двухдюжинный хор, кто-то меня в спину толкнул, и пошла я одна-одинешенька по дорожке ковровой, предо мной раскатанной. Гляжу – из двери напротив Марфуша выходит, ступает меленько. Дорожки в один угол сходятся, и стоит в том углу волхв с посохом вербным, омелой украшенным, книгу в руках держит ветхую, по коей еще мою прапрабабку венчали. По обе руки волхва женихи наши стоят. Муромец кафтан красный с золотом напялил, кочетом выступает, в баньке ради такого случая попарился: щечки разрумянились, кудри, встопорщились, борода веником распушилась. А Кощей все в том же плаще, Только рубаху сменил, позевывает украдкой.
564 
