Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
576 
– Вше-то шебе, хожаин, жуки жажпушкать, я пы и так допрыгнул…
Кощей перед конем извиняться не спешит, посмеивается:
– Тебе, Пашка, хворостину не покажи – с места не стронешься.
Всхрапнул конь обиженно да как припустит напоказ – у меня коса колом назад встала!
Кощей коня осаживает, плеткой охаживает:
– Ах ты, волчья сыть, травяной мешок, куда тебя черти несут, не ровен час, сызнова споткнешься, потом оправдываться будешь!
– Ну ты и жлопамятный, хожаин! – ржет конь, на трусцу переходя. – У меня, может, дар веш-ший – шпотыкатша, когда дома што неладно! Вшпомни, как я шпоткнусь, так в тереме труп и шышшут!
– Будет врать-то, Пашка, ты через раз спотыкаешься! По тебе судить – у меня окромя жен разом вся челядь с дружиной перемерла!
– Ну, не вшегда шрабатывает, а тад—веш-ший! – не сдается конь.
Засмеялась я, перебранку эту слушая, тут Кощей мне и говорит:
– Я тебя, Василиса, об одном попрошу – в тереме измывайся надо мной, как хочешь: вареники соли, супружеским долгом попрекай, при челяди бранись, ночами спать не давай, но у басурман, будь добра, веди себя тише воды ниже травы. А то решат басурмане: если Кощей с одной женой управиться не может, то и нам он не указ.
Сказал – как из ушата водой студеной окатил. И не думала я над ним измываться!
– Один только вареник и присолила, знать не знала, кому он достанется! И жар-крысу в терем не приносила! А браниться ты первым начал!
– …и перечить тоже дома будешь, – добавляет Кощей невозмутимо.
– Ах так? Могу и вовсе рта не раскрывать!
– Ох и возрадовался бы я, да что-то не верится, – посмеивается муж.
Я только глазами на него сверкнула – мол, плохо же ты меня знаешь!
Пашка туда же:
– Пошпоим, хожаин? И шашу не выдегжит!
– Ты скачи давай, кляча ледащая! Как бы это мне еще с тебя эдакий обет взять, а?!
* * *
То не туча черная на землю тень бросила – стоит во степи орда басурманская, куда ни глянь – все шатры бессчетные, табуны коней неоглядные, басурман полчища несметные. Увидали нас – да как завоют, заскачут, сабельками кривыми затрясут! Я к Кощею прижалась, а он поясняет тихонечко:
– Басурмане почет нам выказывают, хуже, кабы молчали…
Дивлюсь я на басурман: затылки бритые, глаза раскосые, усы ниже бороденок жидких свисают. На всех платье долгополое, полосатое, как батюшкин халат банный, шапки высокие, мехом отороченные, по виду – мяукал тот мех когда-то.
Встал конь как вкопанный, двадцати саженей до самого богатого шатра не доехали. Спешился Кощей, меня ссадил. Выходит из шатра главный басурманин, хан по-ихнему, шапка на нем белая, красной лисой опушенная, червленые сапоги жемчугом расшиты, чекмень соболем подбит. По-лукоморски с запинкой изъясняется:
– Ай-ай, какой важный гость наш орда пожаловал! Здравствуй тысяча лет, великий шаман Кощей!
Басурмане перед ханом так на землю и повалились, лицами в нее уткнулись, глаз поднять не осмеливаются.
– И тебе многие лета, хан басурманский, – неспешно отвечает Кощей, колен не преклоняя, взгляда гордого не отводя. Гляжу я на него – поневоле любуюсь: экий у меня муж статный да отважный, перед самим ханом шапки не ломит. Таким мужем и перед подружками похвалиться не зазорно, это тебе не Муромец – за тем знай следи, чтобы перед гостями не зевнул али промеж ног не почесался. – Дело у меня к тебе великое, разговор нешуточный.
А хан и сам прекрасно знает, чего Кощею от него надобно, но виду не кажет:
– Ай-ай, дорога долгий, солнце жаркий, какой такой дела на усталый голова? Заходи в шатер, дорогой гость будешь! Будем кумыс пить, жареный мясо есть, мой жена песни слушать, потом дело говорить. Заходи и персика своего с собой веди! Ай-ай, какой женщин! Кобылица степной, кошка дикий, кумыс пенный! У кого ограбил? Скажи по секрету, да?
Смутился Кощей, я хихикаю, глазки скромно потупивши, хан же все не унимается:
– Продай, а? Десять кобылица даю белый, десять рыжий, десять черный и мой старый первый жена в придача!
Кощей на «старый жена» мельком глянул – едва на ногах удержался.
– Извини, хан басурманский, у нас в Лукоморье женами меняться не принято – примета плохая.
Поверил хан, языком огорченно зацокал:
576 
