очень нудно 
50 
– ..Ты не вернешься сюда до тех пор, пока не станешь настоящим мужчиной, и я требую, чтобы ты дал мне свое честное слово! – затем, понизив голос, аббат добавил:
– Весь город уже знает, что мадемуазель де Сен-Мелэн вчера сбежала из дома своего отца и укрылась в монастыре. В монастырь ее сопровождал какой-то молодой человек, который перед тем дрался с ее братом, и Сен-Мелэны поклялись разделаться с наглецом.
Они без труда найдут тебя…
– Откуда вы знаете все это?
– Вчера вечером ты явился в весьма плачевном виде, но лицо твое светилось радостью! Вот поэтому-то я и требую, чтобы ты дал слово!
Почувствовав, что он побежден. Жиль опустил голову:
– Вы слишком много сделали для меня, чтобы я ослушался вас! Я не возвращусь сюда, пока не выполню того, что от меня ожидают. Но… позаботьтесь о ней, прошу вас!..
– Бог позаботится о ней, ведь она в руцех Его!
Тебе же лучше было бы позабыть о том, что невозможно. Прощай же, дитя мое, и да хранит тебя Господь!
Жиль преклонил колена, чтобы получить последнее благословение, затем, вздохнув, взобрался на спину Эглантины, в то время как Маэ с гордым видом вел в поводу коня, который, по его мнению, был слишком хорош, чтобы сесть на него.
За последующие три недели Жиль очень переменился. Но какой ценой! В поместье Лесле, там, где его мать узнала любовь и позор, там, где раздался его первый крик. Жиль прошел через настоящее чистилище под безжалостной ферулой Гийома Бриана, бывшего драгуна Пентьеврского полка, человека с дубленой шкурой и взлохмаченными волосами, жесткими, как проволока, крайне скупого на слова, но в свои шестьдесят с лишним лет способного укротить норовистую лошадь, а с саблей в руке – задать жару даже опытному учителю фехтования. В течение
трех недель с восхода до захода солнца Жиль бегал, прыгал, ездил верхом, учился стрелять из пистолета и ружья, обращаться со шпагой и саблей, и все это под не перестающим лить мелким дождем, получая в качестве единственного одобрения от невозмутимого Бриана лишь градом сыпавшиеся ругательства. Через неделю он добился, однако, от своего мучителя разрешения сесть на прекрасного рыжего коня, им украденного, которого он окрестил Мерлином в память об их первой встрече, произошедшей как по волшебству. Когда же настал миг прощания, Гийом Бриан позволил себе произнести несколько напутственных добрых слов.
– Я бы предпочел, чтобы вы пробыли здесь подольше, потому что, несомненно, вы обладаете редкими способностями, – сказал он Жилю. – У вас есть все, чтобы стать прекрасным наездником и одним из лучших мастеров клинка в королевстве, жаль только, что у нас было мало времени. Постарайтесь не забывать того, чему я вас научил. Теперь вы знаете и умеете достаточно, чтобы сойти за… К тому же я получил приказ экипировать вас.
Действительно, никто не смог бы признать беглеца из коллежа в том молодом всаднике, который ветреным апрельским днем не спеша ехал по направлению к воротам Ландерно, единственным воротам Бреста, куда пропускали повозки и скот.
Он был одет в суконную куртку серо-стального цвета, рубашку с жабо льняного полотна, обут в черные сапоги, волосы были скромно зачесаны назад и уложены в кожаный кошелек, стянутый лентой. На голове красовалась заломленная набекрень треуголка. Жиль сидел в седле очень прямо и твердой рукой направлял Мерлина через преграждавшие ему путь стада скота, сборища повозок и ослов с восседающими на них женщинами и монахами.
Он ехал спокойным шагом, не торопясь, наслаждаясь минутой, совершенно счастливый от обладания новой силой, которую он чувствовал в себе, а также и от шпаги голубоватой стали, перевязь которой была надета на него Гийомом Брианом, на прощание звучно шлепнувшим по крупу Мерлина. И чем дальше продвигался по дороге Жиль, тем шире раскрывал глаза от изумления перед открывшимся ему зрелищем.
Окруженный кольцом укреплений, охраняемый древним замком, позеленевшим от времени и непогоды, Брест был всего лишь маленький серый город с узкими, но живописными улочками. Он был подобен ореху, укрывшемуся в огромной скорлупе.
Его каменные дома, сложенные из того же гранита, что и стены замка, придавали городу вид чрезвычайно суровый. Однако его наполняли красочные мундиры войск, они соседствовали с белыми чепцами и вышитыми нарядами крестьянок, с мятыми холщовыми штанами и круглыми шляпами мужчин, а полосатые фуфайки матросов и красная форма гардемаринов смешивались с полинявшими холщовыми одеждами каторжников в красных или зеленых колпаках, которых в Бресте использовали на дорожных работах и в мастерских Арсенала.
50 
