Последние отзывы

  76  

Адмирал наконец встал со своего кресла и хромая подошел к Лафайету, который, по всей очевидности, сдерживался из последних сил. С грацией, какой никто не мог заподозрить у старого морского волка, он взял маркиза под руку и увлек его из комнаты. Жиль, однако, успел заметить заговорщицкий взгляд, брошенный Тернеем на Рошамбо, которого Лафайет не увидел. Так, значит, перед его глазами разыгрывался акт из какой-то комедии? Жиль внезапно догадался, что здесь над кем-то насмехались и этот кто-то вполне мог быть генерал-майор армии Соединенных Штатов…

Оставшись наедине со своим секретарем, Рошамбо приблизился к маленькому столику, где стояли графин и бокалы, налил себе воды и выпил с видимым удовольствием. Затем, издав вздох облегчения, он уселся в кресло, перед тем покинутое де Тернеем.

– Подите скажите часовому, что я не желаю, чтобы меня кто-либо беспокоил под каким бы то ни было предлогом, а когда вернетесь, заприте дверь на замок. Жиль, мне нужно поговорить с вами.

Лицо юноши залила краска гордости. Впервые генерал назвал его по имени, к тому же сегодня в его голосе зазвучала непривычная сердечность, и Жиль исполнил полученное приказание еще быстрее, чем обычно.

– Хорошо! Теперь опустите занавеси: становится все жарче.

Яркие солнечные лучи, в которых купалась комната, уступили место полумраку, и Жиль вновь занял свое место за письменным столом, взял перо и приготовился обмакнуть его в чернила, предполагая, что генерал сейчас начнет диктовать.

Рошамбо отрицательно покачал головой:

– Положите перо, сударь! Я же сказал, что хочу поговорить с вами. Скажите мне, мой мальчик, не получали ли вы известий о некоем Тиме Токере, вашем друге? Не собирается ли он в ближайшее время вернуться в Ньюпорт?

– Он возвратился сегодня утром, господин генерал, и в этот час должен ожидать меня у мисс Карпентер с юным индейцем, которого я взял в плен.

– Индейцем? Что это еще за индеец?

– Я хотел рассказать вам о нем, господин генерал, но господин де Лафайет дал мне понять, что у вас есть более важный предмет разговора, чем индейский мальчик.

– Решительно, господин де Лафайет скоро вообразит себя президентом американского Конгресса! Рассказывайте же!

Жиль вкратце описал свое утреннее приключение, встречу с Лафайетом, появление Тима и все, что за этим последовало. По мере того как он говорил, озабоченное лицо Рошамбо постепенно прояснялось.

– Великолепно! – воскликнул он, когда Жиль окончил свой рассказ. – Вот и предлог, который я искал… Остается только узнать теперь, могу ли я положиться на вас, на вашу преданность…

Жиль побледнел.

– Вы незаслуженно оскорбляете меня, задавая мне этот вопрос. Моя жизнь принадлежит вам. Я готов отдать ее вам с радостью, – закончил он просто.

– Я никогда в этом не сомневался, и вот вам доказательство. Сейчас вы приведете мне вашего друга Тима и юного индейца. Но сначала внимательно меня выслушайте, так как для вас есть важное поручение.

– Для меня?

– Да, для вас, и оно может стать началом вашей карьеры. Вы сами сможете судить об этом, когда узнаете, что речь идет о государственной тайне, которая имеет решающее значение для ведения этой войны. Это тайна, которую я до сего дня делил с одним только адмиралом… Слушайте же внимательно! Вот уже скоро год, как Вашингтону не хватает денег! Если бы вы этой зимой были в Версале или в Париже, то узнали бы, как и все те, кого волнует судьба инсургентов, о плачевном состоянии его армии. Армия без обмундирования, без башмаков и почти без оружия! Их Конгресс подписал восхитительную Декларацию независимости, но его члены, часть из коих к тому же склоняется на сторону Англии, лишь бы не расставаться со своей сытой жизнью, вопят, словно их режут, когда у них просят денег. Они хотят свободы, но чтобы при этом она не стоила им и пенни. Я не могу в достаточной степени выразить восхищение Вашингтоном и его нищей армией, которые смогли продержаться при таких обстоятельствах.

– Однако страна кажется богатой, – осмелился заметить Жиль.

– Она и есть богатая, а станет еще богаче, но торговцы этой страны, как я вам уже сказал, заботятся о своей мошне больше, чем о свободе. В их глазах бумажный доллар ничего не стоит по сравнению с английским золотом. Они не хотят больше принимать доллары! Таким образом, больше всего Вашингтону необходимо золото… а в трюмах «Герцога Бургундского» лежат три миллиона ливров в золотой монете. Это и есть тот секрет, который я вам вверяю, поскольку, кроме господина де Тернея, никто об этом не знает.

  76