очень нудно 
30 
На последней ассамблее, собранной в Эксе-ла-Шапель в сентябре 813 года, Карл Великий короновал единственного выжившего из своих сыновей – Людовика Аквитанского. Тогда же он распрощался с империей и с земным существованием. Он чувствовал, что силы его на исходе и дни его сочтены.
Несколько месяцев спустя, в мае, на охоте в Арденнах он был ранен в ногу, и ему пришлось несколько недель пролежать в постели. Рана плохо заживала.
Рождество 813 года было особенно печальным для Карла. Январь принес страшные холода и жестокую лихорадку, которая снова приковала императора к постели. А он не умел болеть. Он физически не мог выносить никаких болезней – ни чужих, ни тем более собственных. Он прогнал всех лекарей, посчитав медиков ослами, и решил лечиться сам. Лучшим из лекарств он счел строгий пост. Он постился с упорством, которым отличался во всем, что делал в жизни. В день он довольствовался лишь несколькими глотками воды. И результат не заставил себя долго ждать…
28 января 814 года в восемь часов утра Карл Великий, император Запада, абсолютно истощенный – так, что от него действительно остались только кожа да кости, – закрыл глаза, чтобы больше никогда не увидеть света нашего мира… Наконец-то он воссоединился со своей возлюбленной Хильдегардой, со своими дорогими детьми… и с некоторыми из своих врагов. Но великая империя умерла вместе с ним…
ЖЕРВЕ, ГРАФ де ЛАРОШ
3 июля 1558 года в старинной и очень красивой церкви Дорна в Бурбонне было, против обыкновения, полным-полно народа. А причина вполне ясна. В этот день здесь проходила довольно странная церемония бракосочетания. Главные герои события казались собравшимся совершенно не подходящими друг другу. И жених, и невеста вели свое происхождение от самых древних и благородных дворянских родов тех мест. Мессир Жерве де Ларош брал в жены мадемуазель Эме д'Обиньи, чтобы разделять с ней радости и горе и не разлучаться с ней до самой смерти.
Они были одинаково богаты. Новобрачные были красивы каждый на свой лад. Странность заключалась отнюдь не в этом. Толпу привлекала прежде всего разница в возрасте новобрачных: сорокалетний Жерве был на двадцать шесть лет старше своей невесты, которой едва сровнялось четырнадцать. Кроме того, всем было известно, что брак по взаимной любви. Между тем жених славился в округе как один из самых отъявленных шалопаев, несмотря на свой зрелый возраст.
С тех пор как Жерве стал достаточно взрослым для того, чтобы вести самостоятельную жизнь, он принялся делать все то, что может себе позволить юноша из хорошей семьи, не слишком рискуя прямиком отправиться на каторгу. Среди членов его семьи находились такие, кто предсказывал ему позорный, а в лучшем случае бесславный, без особой огласки, но тем не менее печальный конец на эшафоте. В течение многих лет он прожигал жизнь, посещая злачные места, бегая за каждой юбкой. Пил мертвую, дрался из-за пустяков, по пьянке подворовывал, проигрывал все до последней рубашки и даже, если подворачивался удобный случай, насиловал неуступчивых девчонок.
Понятно, что при таком образе жизни его компанию неизменно составляли все те люди, кого в Мулене и его окрестностях считали бродягами, авантюристами, ловкими шулерами, записными дуэлянтами и отпетыми висельниками всех сортов.
Понятно, как велико было всеобщее удивление, когда в один прекрасный день Жерве внезапно полностью сменил стиль поведения. Он стал тихим, мирным, любезным во всеми, даже, можно сказать, ласковым и покладистым, словом, как подменили человека. Более того, он отправился в ближайший монастырь и, покаявшись, попросил отпустить ему грехи, дав обещание отныне вести себя абсолютно пристойно и никогда не возвращаться снова к беспутной жизни. Правда, он оговаривал единственное условие: разрешение жениться на юной Эме д'Обиньи, которую он однажды увидел, когда та выходила из церкви в Дорне.
Мимолетная романтическая встреча на паперти старинного храма поразила гуляку и бретера в самое сердце. Это была любовь с первого взгляда. Что делать? Оставалось только немедленно бежать к графу д'Обиньи просить руки его дочери. Тот не особенно обрадовался этому предложению, памятуя о том, какую жизнь до сих пор вел его будущий зять. Жерве дал ему понять, что его окончательное исправление зависит только от того, отдадут ему Эме или нет. Если отдадут, он найдет в себе силы стать чуть ли не святым человеком, если же его отвергнут, ему не останется ничего, кроме как потопить свое горе в окончательном разврате.
30 
