очень нудно 
144 
– Если ты пойдешь со мной, с нами увяжется мальчуган, а зачем он там нужен? – привел Рено последний, решающий довод. – Нет, ты уж лучше останься дома и присмотри за ним.
– На этот счет можете быть спокойны.
Начиная с Дамьетты привязанность старого вояки к мальчугану крепла день ото дня. За дубленой морщинистой кожей Пернона таились неисчерпаемые запасы невостребованной любви и жалости, и он живо откликался на рассказы Василия о пережитых бедах. А Василий вдруг почувствовал, что может опять вернуться в мир детства, которого его так безжалостно и зверски лишили. Конечно, на первом месте для Василия стоял Рено, он перед ним преклонялся, восхищался им. С Перноном же становился малышом, который капризничает, боится, просит и жалуется.
Рено, прожив недолгое время в командорстве Жуаньи, хорошо запомнил распорядок монастырской жизни тамплиеров. Он был уверен, что в вечерний, но пока еще не слишком поздний час все монахи должны быть в сборе. Молятся, скорее всего, в часовне. Значит, ему придется подождать окончания службы. Так и получилось. Рено терпеливо ждал в маленьком дворике, куда со страшной неохотой впустил его привратник. И с еще большей неохотой привратник отправился по его просьбе за маршалом. Но рыцарь Рено готов был перенести все, лишь бы его вызов на поединок проходил по установленным правилам.
Бритый, бородатый, с лицом, будто рубленным топором, и костлявым телом аскета, брат Гуго де Жуи, новый маршал тамплиеров, избранный после того, как Рено де Вишье стал великим магистром, был совсем не красавцем. Недавняя рана, зарубцевавшись, добавила его непривлекательному лицу еще и красный шрам, оттянувший левый глаз вниз, отчего его физиономия стала и вовсе отталкивающей. Пока Рено спокойно излагал причины своего появления в монастыре, единственный глаз маршала буравил без малейшего признака симпатии.
– Требовать от монаха-тамплиера удовлетворения с помощью оружия невозможно. Устав запрещает нам поединки, – сообщил он сухо.
– Очень удобное правило! Благодаря ему можно совершать любые преступления и оставаться безнаказанным! – воскликнул Рено, не скрывая презрения.
– Орден сам судит и наказывает своих сыновей за совершенные ими ошибки. Представьте вашу жалобу великому магистру, но имейте в виду, что он потребует от вас доказательств.
– Доказательств? Я готов поклясться на Святом Евангелии, что видел, как Ронселин де Фос обыскивал жилище, где уединился и жил отшельником мой отец Тибо де Куртене! Мое появление помешало ему надругаться над могилой… Но он вернулся той же ночью.
– Что он там искал?
– Именно это я и хочу у него узнать! Для того чтобы решиться на такой поступок, нужно искать что-то очень важное! Но сколь бы ни была важна причина, она не умаляет преступления…
– Повторите еще раз: у вас есть доказательства?
– Я сам видел последствия его пребывания на могиле моего отца, и мой оруженосец тоже. А сам император Константинопольский с величайшим почтением перенес останки, претерпевшие надругательство, в часовню замка де Куртене. Вам этого недостаточно?
– Константинополь далеко, что затрудняет прибытие августейшего свидетеля. Но… Вы можете попробовать получить его. Как только вы его получите, мы вернемся к вашей жалобе.
Кивнув головой, маршал уже повернулся к Рено спиной, собираясь уходить, но тот, вне себя от гнева, потребовал:
– Распорядитесь, по крайней мере, позвать сюда Ронселена де Фоса и расспросите его в моем присутствии!
Маршал едва повернул голову и ответил через плечо:
– Это тоже невозможно. Брат Ронселен уехал этим утром в командорство Сафед, сопровождая необходимое им подкрепление.
– Он только и знает, что уезжать! Но в один прекрасный день ему не удастся скрыться, и он окажется у меня в руках, – пригрозил Рено в бешенстве. – Ему от меня не убежать!
Выйдя из монастыря, он задержался на берегу, где некоторое время постоял, вдыхая морской воздух и надеясь успокоиться. Про себя он ругал теперь весь орден. Спесивцев-монахов, которые не боятся укрывать подлых преступников, возможно, предателей, громко провозглашая, что судья им один папа римский… Им и дела нет до Его Величества короля! Причем до такой степени, что они отказали ему в деньгах, которых не хватало для выкупа христиан, попавших в плен к неверным! Видите ли, деньги им не принадлежат! А кому же они принадлежали, как не им? Их командорства рассеяны по всей Европе, не говоря уж о Париже! По мнению Рено, каждодневные молитвы не помогли монахам стать порядочными людьми. А что до Ронселена де Фоса, который ускользал от молодого человека, как угорь, то нравится или не нравится это великому магистру, но ему придется однажды встретиться с Рено с мечом в руках.
144 
