очень нудно 
137 
Сделав прощальный жест, Ален де Парейль вернулся в замок, а чудом избежавший гибели Оливье побежал вниз по склону. Он хотел пойти вдоль реки, надеясь встретить паром или перевозчика с лодкой, чтобы переправиться на другую сторону, ведь воспользоваться мостами Парижа он не имел права. Но сначала он решил попрощаться с женщинами из Пчелиного домика и успокоить их. Особенно одну из них! Было жестоко сознавать, что он больше никогда не увидит ее, но, по крайней мере, он сможет унести с собой ее образ и хранить его в глубине сердца...
Именно ее он и увидел первой. Од сидела у дома на каменной скамье, на которой любила греться на солнышке старая Матильда. Но была не одна: рядом с ней стоял какой-то мужчина, и оба оживленно разговаривали. Это не был ни Реми, ни тем более Матье или Обен; Оливье не помнил ни этой гонкой и прямой спины, ни шевелюры соломенных волос под черным колпаком. Он почувствовал горечь во рту, потому что ему показалось, что лицо Од, обращенное на мужчину, было исполнено нежности. Он-то думал, что она не находит себе места в тревоге о нем, а она, в тот момент, когда его пепел должен был быть брошен в Сену, она, которую он любил, — прошло то время, когда он мог сомневаться в своих чувствах! — любезничала с незнакомцем! И так была занята им, что даже не заметила его, Оливье, хотя смотрела словно бы на него. О Господи!.. Почему же ему так плохо?
Он уже собирался бежать прочь, как его пригвоздил к месту крик:
— Сир Оливье! О, вот, наконец, и вы!
Но это была Марго, поднимавшаяся из сада с корзинкой груш, которая толкнула его и, оставив корзинку, вбежала в дом, призывая Жулиану.
Од встала. Мужчина обернулся, и Оливье не увидел, как осветилось радостью ее нежное лицо. Он узнал докучного посетителя: это был Жильда д'Уйи, школяр из Нельской башни. В приступе гнева он шагнул навстречу молодому человеку:
— Что вы здесь делаете? Разве мэтр Матье не сказал вам, что не желает вас здесь видеть?
Ошеломленный таким обращением, юноша густо покраснел и возразил:
— Вы ведь, кажется, не мэтр Матье? Он один мог бы упрекнуть меня в том, что я тут, и если хотите знать, я пришел сюда, чтобы застать именно его... Неделю назад...
— Значит, вы здесь не впервые! И что же вы хотели сказать?
— Хотя это вас не касается, но все же сообщу вам по секрету, что я присутствовал при наказании некоего Гонтрана Эмбера, галантерейщика, приговоренного к розгам и позорному столбу за то, что хотел завладеть поместьем в Пассиакуме, принадлежавшем покойной даме Бертраде Эмбер. Это поместье не предназначалось ему, к тому же, он пытался принудить к непристойной связи молодую наследницу этой собственности. Вот я и подумал: не случилось ли несчастья с мэтром Матье, иначе он помешал бы этому презренному типу и...
— ...и еще он пришел узнать, не может ли чем-нибудь помочь нам, — вмешалась Од, которой хотелось как можно скорее прекратить ссору, которая омрачала ее счастье от возвращения Оливье. — У него были добрые намерения, не надо ссориться.
— Ссориться? Вот еще! — пренебрежительно воскликнул Оливье. — Вы, должно быть, сообщили ему о том, что с вами все в порядке! Зачем же он вернулся?
— По моей просьбе. Мы так беспокоились о вас, что моя дорогая бабушка заболела... а мэтр Жильда изучает медицину.
Она хотела еще что-то добавить, но ее прервала прибежавшая Жулиана. На лице ее светилась именно такая радость, которую вернувшийся Оливье так надеялся увидеть в глазах Од. Не сказав ни слова, она бросилась ему на шею и несколько раз звучно поцеловала:
— Вот и вы, наконец! Боже мой! Мы так боялись за вас, и невозможно было получить ни малейшего известия!.. Ах, слава богу! Вы живы! Но идите же скорей, наша матушка с нетерпением ждет вас!.. Она угасает, теперь это уже понятно...
Не обращая больше внимания на остальных, она схватила Оливье за руку и повлекла за собой. Он не сопротивлялся и даже почувствовал облегчение от того, что прервалась затеянная им ссора: он уже раскаивался в этом и сам себе казался смешным. Он только что избежал страшной смерти, ему стольких усилий стоило обратить свои взоры к сияющей вечности, и вот теперь, здесь на земле, он опустился до мелких дрязг. Совершенно ясно, что он не имел права любить эту девушку и, более того, — вмешиваться в ту жизнь, которую она сама для себя выбрала. Следовало раз и навсегда забыть слова Бертрады. К тому же, она могла ошибиться...
137 
