Последние отзывы

  30  

– Не может быть такого, чтобы никто ничего не видел. У всех входов и выходов установлены камеры наблюдения, не так ли? – Последний вопрос был обращен к Орландо.

– Должны. Но кто знает, что у них там за система безопасности. Кому нужно вламываться в библиотеки? Но я попытаюсь выяснить.

О том, чтобы приобрести ордер на обыск, не могло быть и речи – об этом никто даже не заикался. Обратиться в полицию? Курам на смех. Фараоны пойдут разводить канитель со своими идиотскими формальностями – и это в том случае, если они вообще что-либо станут делать. У Рафаэля на такую ерунду нет времени, он все сделает по-своему. Сам выяснит, кто украл Дреа, а потом задаст подлецу по самое не могу.

– Может, она заметила, что потеряла кошелек, и пошла его искать, – предложил Гектор.

– Бестолочь, – проворчал Амадо. – Почему она тогда не отвечает на звонки?

– Ну, может, она погналась за грабителем, который выхватил у нее кошелек, и заблудилась. – Гектор цеплялся за соломинку, и грусть в его черных глазах говорила, что он и сам это сознает, но все равно чувствует себя обязанным предлагать любую альтернативу тому, что, как они все догадывались, скорее всего произошло.

– Это невозможно, – возразил Амадо. – Садясь в машину, она подвернула ногу и потом немного прихрамывала. Так что она не могла бы ни за кем гнаться. И потом, если б у нее вырвали кошелек, она бы такой хай подняла, что все вокруг сразу же услышали.

– Похититель знал, что делал, – сказал Орландо. – Вот она выходит, он кладет ей руку на плечо, вроде как они добрые знакомые, да только в другой руке держит пистолет, дуло которого упирается ей в бок. С таким она бы без звука пошла как миленькая.

Если ее схватили на улице, то библиотечные камеры наблюдения могли ничего не зафиксировать, рассудил про себя Рафаэль и вдруг понял, что это не важно: тот, кто увез Дреа, обязательно сообщит ему об этом – ведь не просто же так ее похитили. Какой смысл в том, чтобы просто убить ее? Стало быть, похититель скоро с ним свяжется, попросит денег, а может, еще чего. Рафаэль лихорадочно соображал: связано ли похищение Дреа с тем делом, для которого он нанимал киллера, и почти с полной уверенностью был готов сказать «нет». Рафаэль почти не сомневался, что узнать это было невозможно. А если кто-то чего и пронюхал, а убийство Дреа – месть, то все равно Рафаэля поставят в известность, иначе похищение бессмысленно.

– Проверять систему безопасности библиотеки не нужно, – медленно, с трудом произнес Рафаэль. – Похититель сам свяжется со мной. – Жива ли Дреа, мертва ли, он позвонит в любом случае. А до тех пор остается одно – ждать.

Не в силах больше стоять перед своими людьми, Рафаэль круто повернулся и, выйдя из комнаты, направился в ее спальню. Толкнув дверь, он вошел и резко остановился на пороге, словно натолкнулся на невидимую стену. В комнате так явственно ощущалось присутствие Дреа, что его, казалось, можно было потрогать рукой. В воздухе висел аромат ее духов. Телевизор, как всегда, работал. Бодрые голоса ведущих канала «Магазин на диване» что-то оживленно вещали, напоминая щебет птиц. Лэптоп лежал открытым – Дреа никогда его не закрывала, – и, хоть экран был затемнен, лампочка питания, которая продолжала гореть, сообщала, что компьютер функционирует в «спящем» режиме и, стоит дотронуться до клавиши, мигом оживет. Дверь гардероба была приоткрыта, внутри горел свет, позволяя различить развешанную там одежду. На туалетном столике в беспорядке валялась бижутерия.

Дреа – как сорока, ее тянет на все яркое и блестящее. Безалаберная, легкомысленная и инфантильная в своих увлечениях, она заслуживала лучшей участи, чем страшная, мучительная смерть от рук равнодушных убийц.

Глаза затуманились, и Рафаэль в смятении понял, что это из-за слез. Он не мог допустить, чтобы кто-то увидел его в таком состоянии, и заставил себя пройти в глубь комнаты, заглянуть в ванную с заваленным косметикой столиком. В ванной еще больше, чем в комнате Дреа, чувствовался ее запах – смесь парфюмированного геля для душа, ароматных свечей, лосьонов и спреев. Дреа любит… то есть любила… всякие женские штучки.

На грудь словно лег камень, внутри образовалась пустота. От горя стало трудно дышать, даже сердце от горя билось тяжело и медленно. Никогда еще Рафаэлю не было так плохо. Казалось, боль никогда не пройдет. Дреа больше нет. Как это несправедливо: только он обрел ее и тут же потерял. Рафаэль почувствовал обиду на нее – за то, что она вчера оскорбилась, за то, что заставила его наконец разглядеть ее, за то, что заставила его проявить слабость, за то, что ее нет, в конце концов. Черт ее побери… и черт побери его за то, что он такой дурак.

  30