очень нудно 
33 
Спешившись, Янгар бросил поводья на ветвь.
Пешком.
По тропе, которую проложила Аану. И рыжие нити ее волос выводят к краю оврага. Но здесь след обрывается. И на зов девочка не отвечает. Прячется…
…по лицу, значит.
Плетью.
— Погоди, — Кейсо выбрался из зарослей. — Если она в панике, то к тебе точно не выйдет. Пусти…
Наверное, он был прав и помочь желал искренне. Наверное, Янгар принял бы помощь, но в этот миг со дна оврага раздалось такое знакомое ворчание.
Медведь.
Огромный матерый зверь с седою холкой. Под разрисованной шрамами шкурой перекатывались валуны мышц. Шея прогибалась под тяжестью головы, и Янгар мог разглядеть нити слюны, протянувшиеся к палой листве.
А между передними, массивными, словно столпы, лапами зверя, лежала Аану.
— Не смей! — предупреждение Кейсо запоздало.
Янгар уже катился по склону оврага, оставляя на листвяном ковре глубокий след. И съехав на самое дно, спохватился, что из оружия при нем лишь нож да плеть.
Хватит.
— Иди сюда, — Янгар щелкнул плетью над ухом зверя, отвлекая на себя. — Слышишь?
Слышит. И поворачивает голову.
Он движется с нарочитой медвежьей неторопливостью, которая многих вводит в заблуждение. Но Янгар знает, до чего быстры и коварны эти звери.
— Ко мне.
Он шагнул ближе. И хлестанул наотмашь. Тяжелый хвост плети просвистел у самого носа зверя, заставив того оскалится.
— Ну же…
Янгар вытащил из-за пояса нож.
Копье бы лучше… с ножом шансов немного. Разве что зверь сам уйдет.
— Давай…
Медведь, подняв голову, — Янгар старался не смотреть на тело жены.
Жива.
Она просто сознание потеряла.
И Янгар вытащит. Надо верить, что вытащит. А потом расскажет про вспышку. И про то, что не хотел причинять ей боль. Но амок — это то, с чем ему не совладать.
…правда, она больше никогда не коснется его с той нежностью, которую дарила ночью.
Медведь двинулся на Янгара.
Наступал медленно, оскалившись, но не спеша нападать, словно и не желал вовсе, но лишь пытался прогнать человека от законной своей добычи.
— Пшел от нее, — Янгар пятился, но когда отступил на дюжину шагов, зверь остановился. Он повернул голову, уставившись на Янгара пустой глазницей и тихо заворчал.
А затем развернулся: Янгар не был интересен медведю.
У него уже имелась еда.
— Янгу…
Крик Кейсо прорвался сквозь алую пелену, которая пришла сама, хлынула по следу предыдущего приступа. Накрыло, лишая крох сознания.
И враг был.
Янгар молча бросился на зверя и, вцепившись в жесткую грязную шерсть, вскочил на шею. Нож в руке ходил легко, пробивая и кожу, и толстый слой жира, но лишь боль причиняя. И зверь закричал почти как человек.
Амок.
Оглушающая ярость. Багряная пелена, выпряденная Тысячерукой из пролитой крови ее врагов. Она падает на глаза, лишая рассудка.
Бешенство.
И почти безумие. Оно дарует нечеловеческие силы и выносливость, избавляет от боли, но взамен выпивает досуха. Как в тот раз, когда Кейсо подобрал перегоревшего мальчишку. Тот лежал в канаве, пытался ползти к воде, но лишь елозил руками по грязи. А когда Кейсо приблизился, мальчишка повернул голову и зарычал.
Амок еще жил в черных его глазах.
— Я сам, — сказал мальчишка, когда к нему вернулся дар речи. — Я…
— Сам, — Кейсо прижал флягу к губам. — Конечно, сам.
И руку подал, помогая подняться. Кейсо мог бы поднять паренька, слишком худого, истощенного приступами, но чересчур гордого. Он шел, вцепившись в плечо Кейсо, но сам. И в седло забрался, неловко перевалившись поперек конской спины. И прокусив губу, держался в седле. А вечером спросил:
— Ты кто?
— Кейсо.
— Что тебе от меня надо?
— Ничего.
Ему было странно слышать такое. И он не поверил. Долго еще не верил, но и не уходил, даже когда смог бы уйти. А ведь думал, подгадывал, примерялся даже. И однажды ночью подобрался к Кейсо с ножом в руке. Сел рядом и сидел до рассвета, глядя то на нож, то на Кейсо.
Глупый потерянный мальчик.
Он совершенно не умел жить.
— Ты мне помог. Почему? — спросил Янгу наутро.
— Потому что мог, — позже Кейсо расскажет о храме, который стоит в горах, не местных, защищающих плодородные земли Кемир от иссушающего дыхания великой пустыни, и не о тех, что сторожат Север, но о сапфировых пиках Тайбу. О лестнице в семь тысяч ступеней и золотых грифах, стерегущих ее подножие. О чашах, в которых горит пламя холодное, как льды вершин. О людях, что приходят к храму, желая обрести покой.
33 
