очень нудно 
170 
Я ни разу не видела Бэрронса спящим. Каждый раз, проснувшись, я встречала темный взгляд из-под тяжелых век. Бэрронс наблюдал за мной, ожидая, когда я попрошу его снова меня трахнуть. Он всегда был готов. Словно жил ради этого. Я помнила, с каким выражением лица он на меня опускался. Я помнила, как реагировало на него мое тело.
Я никогда не принимала экстази и другие наркотики, которые пробовали некоторые мои друзья. Но если ощущения были похожи на то, что я чувствовала в состоянии при-йа, я не представляла, как можно сознательно желать этого.
Часть моего мозга всегда работала, хотя сознание было затуманено, а тело меня совершенно не слушалось.
Если Бэрронс гладил меня ладонью, мне хотелось кричать от желания почувствовать его внутри. Я сделала бы все, чтобы получить желаемое.
Состояние при-йабыло хуже, чем изнасилование.
Это были сотни изнасилований, снова и снова. Мое тело жаждало секса. Рассудок отсутствовал. И все же какая-то часть меня понимала, что мое тело мне не подчиняется. Что выбираю не я. Что за меня решают другие. А секс должен быть сознательным выбором.
Во мне оставалось лишь одно желание: еще!
Когда Бэрронс входил в меня, я становилась дикой — горячей, влажной, ненасытной. С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым толчком я хотела все больше. Бэрронс касался меня, и я сходила с ума. Мир сошелся на нем клином. Бэрронс действительно был моим миром. У него было слишком много власти надо мной. Я готова была умолять его, стоя на коленях.
И у меня был секрет.
Жуткий секрет, который ел меня заживо.
« Что ты надела на выпускной, Мак?»
Это были последние слова, которые я слышала, находясь в состоянии при-йа.
Все, что было после, я делала сознательно.
Я притворялась.
Я лгала Бэрронсу и себе.
Я делала вид, что оставалась при-йа.
И чувствовала себя так же.
Я была такой же ненасытной, жадной, уязвимой. Я знала, кто я, что произошло в церкви, что я делала последние месяцы.
И каждый раз, когда Бэрронс касался меня, мой мир сходился на нем.
Он был неуязвим.
Я ненавидела его за это.
Я помотала головой, отгоняя проклятые мысли.
Куда уходил Бэрронс, чтобы расслабиться и, возможно, поспать? Туда, где его никто бы не достал. В защищенное барьерами Зеркало.
Его запах все еще витал в воздухе, а я обыскивала кабинет.
У меня не осталось терпения, и я устала играть по правилам. К тому же я не понимала, почему до сих пор остаются какие-то правила. Это казалось абсурдом. С первой встречи Бэрронс вторгался в мое личное пространство. Его безмерное, полное электрического напряжения присутствие встряхивало меня, пробуждало, заставляло балансировать на грани адекватности.
Я схватила одно из множества антикварных орудий и взломала запертые ящики стола.
Да, он увидит, что я тут рылась. Но мне было все равно. Пусть попытается на меня рассердиться. Мне было чем ему ответить.
У Бэрронса имелись досье на меня, моих родителей, МакКейба, О'Банниона, на тех, кого я не знала, и даже на его помощников.
Были счета с десятками разных адресов в разных странах.
В нижнем ящике я нашла свои фотографии. Целые стопки.
Я выхожу из «Кларин-хауса» в сумрачное дублинское утро. Загорелые ноги блестят под моей любимой короткой белой юбкой, длинные светлые волосы стянуты в конский хвост.
Вот я на газоне перед Тринити-колледжем, впервые встречаю Дэни у фонтана.
Спускаюсь по черной лестнице из квартиры Алины, выхожу на аллею.
Выскальзываю на задний двор, глядя на пустые машины О'Банниона, в то утро, когда я поняла, что Бэрронс выключил свет и позволил Теням проникнуть на охраняемый периметр. Тени сожрали шестнадцать человек, из которых только один угрожал мне. В моих глазах был шок, ужас, но безошибочно читалось и облегчение.
Вот я сражаюсь спиной к спине с Дэни, меч и копье сияют в темноте. Снимков было множество, их явно делали с крыши. Я в горячке, лицо пылает, глаза прищурены, тело действует безотказно.
Снимок через витрину магазина: я обнимаю папу.
Сплю на диване в зоне отдыха «КСБ», сложив ладони на груди. Без макияжа. Я выгляжу на семнадцать лет, слегка потерянной и совершенно беззащитной.
Вот я вхожу в Гарду с Джайном. Возвращаюсь в магазин без фонариков. В ту ночь мне ничто не угрожало. Бэрронс был там, являясь гарантом того, что я выживу несмотря ни на что.
170 
