4 
Стоит ему появиться на улице, как торговцы, обычно наперебой предлагающие уголь, пальмовые листья, соломенные метлы и фрукты, тотчас смолкают в тишине и уступают ему дорогу. В городе поговаривали: если кто-нибудь заглянет в глаза Волерану, на него тут же падет страшное проклятие.
Две креолки стояли у окна одного из многочисленных магазинов, выстроившихся вдоль улиц, и выглядывали наружу.
– Смотри, смотри, это он, – прошептала одна из них, в то время как другая дрожала от ужаса.
Стайка маленьких мальчишек прекратила играть на деревянном тротуаре для пешеходов и перебежала на другую сторону немощеной улицы. Дети подговаривали друг друга забросать камнями высокую фигуру в отдалении, но никто не осмелился, опасаясь, что гигант поймает их и оторвет головы. Ребята постарше незаметно наблюдали за Волераном, словно волчата – за вожаком стаи.
– Когда-нибудь, – проворчал один из мальчишек, – я стану тем, кто наконец возьмет верх над Волераном на дуэли.
Остальные засмеялись, но втайне каждый мечтал о том же самом. За последние десять лет Волеран участвовал почти в тридцати дуэлях. Число соперников, которых он убил, разумеется, было преувеличено, но правдой оставалось то, что его никто никогда не мог победить. Возможно, через пять или десять лет его рука ослабеет и реакция несколько притупится, но сегодня он был лучшим дуэлянтом, и вызов, брошенный им, означал смерть.
– Волеран! Волеран, постой!
Услышав, что его зовут, Максимилиан взглянул на дверь магазина, откуда раздался крик, и остановился. Это был Жак Клеман, человек, участвовавший в качестве секунданта во многих его дуэлях. Максимилиан вопросительно поднял черную бровь, не удостоив приятеля приветствием.
Клеман слегка улыбнулся. Макс – так называли Волерана в семье и близкие знакомые – не любил пустых разговоров и общепринятых церемоний, так ценимых другими креолами. Неприветливость являлась серьезным изъяном в его характере, но, по правде говоря, это был наименьший его недостаток.
– Я жду свою сестру Генриетту, – сообщил Клеман, прислонившись к стене галантерейного магазинчика в тени висячей галереи. – Где ты был? В порту?
Макс кивнул:
– Сегодня утром прибыл новый груз. – Никогда не полагаясь на помощников, он лично наблюдал за перевозкой тканей, пряностей, предметов роскоши с самого большого фрегата на один из своих складов.
Жак весело посмотрел на него.
– В связи с тем что сейчас американцы устремились в Новый Орлеан, твои дела должны процветать.
Макс пожал плечами.
– Удивляюсь, – пробормотал Жак, – зачем тебе проводить столько времени таким образом, если богатство твоей семьи уже и так… велико.
Макс раздраженно огляделся вокруг.
– Да потому что это интересует меня. – Тон его свидетельствовал, что разговор закончен. – Извини, Жак, я должен…
В этот момент из магазина вышла Генриетта Клеман, и Макс со вздохом замолчал. С его стороны было бы не по-джентльменски уйти, не обратив на нее внимания.
– Жак, – сказала Генриетта с приятной улыбкой, – я хочу приобрести прелестную шляпку, коричневую с зеленым, с перьями… – Она замерла, узнав приятеля брата.
– Мадемуазель Клеман, – мрачно приветствовал ее Макс, коснувшись края своей плантаторской шляпы. Сестра Жака, как все прочие молодые женщины Нового Орлеана, боялась Волерана. Казалось, от него можно ожидать какой-нибудь непристойности или неприличной выходки.
Генриетта в замешательстве покраснела, прижавшись к старшему брату. Макс не стал разуверять ее и успокаивать шутливыми замечаниями и добродушными улыбками. Он снова перевел свое внимание на Жака, как будто девушки для него вовсе не существовало.
– Генриетта, – сказал Жак, покровительственно отстраняя сестру, – почему бы тебе не вернуться в магазин и не выбрать какую-нибудь мелочь, например, новый веер или перчатки? Я скоро присоединюсь к тебе.
Девушка тотчас послушалась его, с облегчением оставив общество Максимилиана Волерана.
Жак повернулся к Максу:
– Ты слышал недавние новости, касающиеся Этьена Сажесса?
Макс, собравшись уже уходить, остановился.
– Нет.
Радость Жака от того, что он может поделиться последними сплетнями, быстро угасла. При упоминании имени Са-жесса глаза Макса постепенно суживались. Казалось, приятель превращается в хищника, готового наброситься на свою жертву.
4 
