119 
Люк весь внутренне сжался и промолчал.
– Может быть, вы считаете, что такой избалованный себялюбец, как Миша, вообще не заслуживает подобных хлопот? – мягко осведомился Николай. – Может, вы считаете его смерть небольшой потерей для всех? Возможно, вы и правы, но он мой брат, и я не могу забыть, что когда-то он был невинным ребенком. Если бы вы знали нашу жизнь, вы бы кое-что поняли: Миша виноват в том, что стал таким. Наша мать была тупая крестьянка, которая только и умела, что рожать детей. Наш отец был чудовищем. Он… – Николай помолчал несколько секунд, подавленный собственными воспоминаниями, и продолжал невыразительным голосом:
– Иногда я находил своего брата в темном углу, в шкафу, плачущего, истекающего кровью. Все знали, что он был предметом отцовской похоти. Не знаю, почему он выбрал для этого Мишу, а не меня. Никто не осмеливался вмешаться. Однажды я попытался перечить отцу, так он бил меня до тех пор, пока я не потерял сознание. Малоприятная штука – зависеть от милосердия человека, у которого его нет. Наконец я повзрослел достаточно, чтобы…, убедить отца оставить Мишу в покое. Но было уже слишком поздно. Моего брата погубили еще до того, как он получил возможность вести достойную жизнь. – Губы Николая скривились в болезненной усмешке. – И меня тоже.
Люк, не в силах слушать этот ужасный рассказ, не сводил глаз с великолепной пустынной улицы. Коляска пронеслась мимо собора с луковицами куполов, зданий, стоявших вдоль реки так ровно, как на параде. Никогда он не чувствовал себя так неуютно и неловко…, таким англичанином. Эта красивая непростая страна безжалостно гнет человека по своей воле, будь он смирен или горд, богат или беден.
– Прошлое Михаила…, и его смерть…, меня не касаются, – наконец безучастно произнес он. – Не мне давать вам советы, что делать дальше. Я хочу одного – забрать свою жену и увезти ее в Англию.
Тася мирно спала. Она поступила, как велел Люк: легла, когда он ушел… Впервые за много дней она смогла отдохнуть. Теперь все заботы позади. Люк нашел ее и сейчас делает все возможное, чтобы освободить. Теперь, когда она знает, что случилось в ту страшную ночь, когда об этом знает Люк, все сомнения и угрызения совести исчезли.
Сон ее прервался, когда большая мужская рука прикрыла ей рот, чтобы приглушить возглас удивления, и хриплый родной голос прошептал ей в самое ухо:
– Мы еще не все дела закончили.
Глава 11
Тася мгновенно открыла глаза и увидела над собой смуглое, заросшее щетиной лицо. Радость переполнила ее, когда до затуманенного сном сознания дошло, что это Люк, и сердце затрепетало часто-часто. Он снял руку с ее рта.
– Люк…
– Ш-ш-ш… – Его рот накрыл ее губы жадным поцелуем.
– Как ты сюда попал? – ахнула она, отворачиваясь, чтобы договорить:
– Полковник Редков сказал, что охрана усилена и больше посетителей ко мне не пустят…
– Николай отменил его приказ. Мы заперты вместе на ночь.
– Но почему вдруг Николай?…
– Позже. Сейчас я хочу тебя.
Его тяжелое тело придавило ее, и все вопросы потеряли значение, растворились в пылком волнении. Казалось, что она не была с ним давным-давно, а как же хорошо было снова оказаться вместе, ощущать его тело, прижавшее ее к кровати, почувствовать натиск его жаркого рта. Где-то в глубине Тасиного горла родился стон, и она заметалась, стремясь выпутаться из мешающих ей простыней. Люк продолжал целовать ее, ласкать, дразнить, припечатывать ртом ее губы. Сквозь льняные простыни, сквозь одежду Тася ощутила его восставшую плоть, твердую и напористую. Она выгнулась навстречу, требовательным покачиванием бедер умоляя его овладеть ею.
Люк, приподнявшись, сбросил на пол простыни, открыв ее стройную фигурку в тоненькой батистовой ночной рубашке. Полуоткрытыми губами он прошелся по ее обнаженной коже, следуя за отступающим краем батиста, который она торопливо стягивала с себя дрожащими руками. Его голова склонилась над ее открывшейся грудью, губы нашли нежные пики и втянули в себя.
Они устремились друг к другу, раздевая и раздеваясь, прикасаясь, стремясь дотронуться, прильнуть кожей к коже.
Люк был еще полуодет, когда вошел в нее: рубашка всего лишь распахнута, брюки на одной ноге. Решительный выпад заставил Тасю ахнуть от легкой боли, а тело ее уже с готовностью уступало безжалостной мужской силе. Он целовал ей шею, подбородок, а затем нажал и проник в нее еще глубже, заставляя ее стонать от наслаждения. Ее руки гладили его по плечам, пальцы впивались в мощные мышцы.
119 
