очень нудно 
82 
– Смотри, Саманта. Вот он, Лондон – центр всего цивилизованного мира, – тихо сказал он. В свете ламп экипажа его лицо приобрело золотистый оттенок. Йель был серьезен, как никогда, и… как никогда, красив.
– Тебе нечего бояться, – успокоил ее он, решив, что Саманта молчит от страха. – Оставайся такой же смелой и гордой, какой ты была всегда, и Лондон падет к твоим ногам.
– Хотелось бы в это верить, – прошептала она.
– Если бы это было в моих силах, то я бы сделал это для тебя.
Опустив глаза, он посмотрел на ее губы. «Он меня сейчас поцелует, если я, конечно, позволю ему сделать это», – подумала Саманта.
Однако когда он нагнулся к ней, она отклонилась назад. Саманта прекрасно понимала, что они сейчас не одни. За ними наблюдают заинтересованные зрители.
Собирался ли Йель ее поцеловать или у него были другие намерения, Саманта так до конца и не поняла. Сам Йель, конечно, ничего ей не сказал. Пришпорив коня, он помчался вперед.
Экипаж поехал за ним следом.
Саманта закрыла окно, и в экипаже снова стало темно.
– Неужели после этого вы снова станете уверять меня в том, что он не испытывает к вам никаких чувств? – раздался из темноты голос Вейланда.
Саманта не ответила ему.
– Я ведь прошу вас только попробовать – и ничего больше. Ради благополучия нашей семьи, – сказал Вейланд.
«Интересно, герцогу кто-нибудь когда-нибудь посмел хоть в чем-то отказать?» – горько усмехнувшись, подумала Саманта. Они все ближе и ближе подъезжали к Лондону. Скоро начнется ее новая жизнь.
ГЛАВА 12
Саманта очень устала с дороги, но как только она вошла в отделанное мрамором фойе Пенхерста, городской резиденции герцога Эйлборо, всю ее усталость как рукой сняло.
Здесь все было именно так, как описывал Йель, и даже еще лучше. В огромной люстре, висевшей в центре комнаты, действительно помещалось не меньше тысячи свечей. Однако ни одна из них не горела. Зато горели свечи во всех стенных подсвечниках. Здесь их было не меньше двадцати. В мягком сиянии свечей хрустальная люстра переливалась всеми цветами радуги.
На потолке, обрамленная золотыми витиеватыми контурами, располагалась фреска, изображавшая сцену из греческой мифологии. Изумленная Саманта, вытаращив глаза, смотрела на круглолицего и розовощекого сатира, гнавшегося за длинноволосыми нимфами по сказочному лесу, и чувствовала себя необразованной деревенской девчонкой (каковой она, собственно говоря, и была). Все краски были невероятно яркими – сказочный лес зеленее леса реального, а губы нимф – сочно-красные и соблазнительно-манящие. Их пышные груди были полностью обнажены.
– Мой прадед обладал неплохим чувством юмора, – как-то совсем невесело сказал Йель на ухо Саманте.
Она почувствовала, что ее щеки залились ярким румянцем.
– Мне еще никогда не приходилось видеть ничего подобного. Ты почему-то не рассказывал мне об этом.
– Прадеду пришлось заплатить за роспись потолков почти столько же, сколько за отделку всего дома. Моей матери ужасно не нравились эти картины. Особенно ее раздражала именно эта фреска. Она бы с радостью закрасила ее, если бы отец разрешил ей это сделать. Но только сумасшедший может позволить закрасить такие пышные и аппетитные прелести. Даже мой отец это понимал.
– Добро пожаловать домой, ваша светлость. Приветствую вас, Фенли, – сказал какой-то мужчина, который, судя по его форменной одежде и властным манерам, служил в этом доме дворецким. Похоже, Йель был прав. В Пенхерсте слуги выглядят так, как будто бы у них самих есть собственные слуги. Прибывшие были окружены целой толпой лакеев и горничных, которые несли их багаж и верхнюю одежду.
– Как все-таки хорошо дома, Тимоти, – сказал Вейланд. – Я привез гостей. Пожалуйста, проследи за их багажом.
– Да, ваша светлость.
И в этот момент кто-то громко крикнул:
– Папа!
Маленький мальчик лет шести бежал вниз по покрытой ковром лестнице, которая вела в фойе. Добежав до последней ступеньки, он с разбегу прыгнул на Вейланда, а тот сразу же подхватил ребенка на руки.
– Джон, мальчик мой! – воскликнул Вейланд и, не стесняясь, крепко обнял ребенка.
– Мы рады, что ты снова дома, – раздался женский голос откуда-то сверху. Подняв головы, они увидели Марион, герцогиню Эйлборо, стоявшую на лестничной площадке. Она была высокой и величественной женщиной с белокурыми волосами и умными голубыми глазами. Рядом с ней стоял еще один мальчик, которому было лет девять, не больше. Саманта сразу узнала его. Это был Мэтью, маркиз Данфорт, старший сын и наследник Вейланда.
82 
