25 
Затем он поднял другую руку, и теперь ее лицо оказалось в нежном плену его ладоней, в то время как губы мужчины продолжали блуждать по нежной коже век, носа, напоследок надолго задержавшись на ее губах. Ханна полной грудью вдохнула морозный воздух, радуясь его свежести.
Когда она, наконец, заставила себя поднять на Рэйфа глаза, то ожидала увидеть самодовольный или надменный взгляд. Однако, к ее удивлению, на его лице читалось напряжение, а в задумчивых глазах — беспокойство.
— Хотите, чтобы я извинился? — спросил он.
Ханна сделала шаг назад, через рукава растирая замерзшие руки. Она была в ужасе от охватившего ее желания прижаться к его теплому и манящему крепкому телу.
— Не вижу в этом никакого смысла, — тихо ответила она, — на самом деле вам совсем не хочется этого делать. — Отвернувшись от него, она направилась быстрыми шагами в сторону дома, молясь про себя, чтобы он не последовал за ней. И понимая, что любая женщина, достаточно глупая, чтобы увлечься им, закончит так же, как чашка, разбитая на террасе.
Глава седьмая
Когда Ханна вошла в холл, от теплого воздуха у нее начало покалывать щеки. Она держалась в глубине комнаты, стараясь избежать толпы вновь прибывших гостей и их слуг. Гости были богаты и хорошо одеты. Дамы разодеты в пух и прах, на плечах у них были накидки и капюшоны, отделанные мехами.
Скоро проснётся Натали, а она обычно начинала свой день с чашечки чая в постели. Ханна сомневалась, что при таком наплыве гостей им удастся вызвать горничную. Она раздумывала, не пойти ли ей в столовую, налить там чашку чая для Натали и самой отнести ее наверх. И, возможно, еще одну, для леди Блэндфорд…
— Мисс Эплтон, — услышала она из толпы знакомый голос, и один из джентльменов подошел, чтобы поприветствовать ее.
Это был Эдвард, лорд Трэверс. Ханна не ожидала, что тоже он приедет на праздники в Стоуни–Кросс–Парк. Она тепло улыбнулась ему, волнение в ее груди улеглось. Трэверс был довольно молчаливым человеком, уверенным в себе, знающим свое месте в этом мире и вежливым до мозга костей. Он был настолько сдержан в обхождении и его облик был столь консервативен, что при пристальном взгляде казалось почти удивительным отсутствие морщин на лице и седины в коротко стриженных каштановых волосах. Этот сильный и честный человек всегда очень нравился Ханне.
— Милорд, как приятно видеть вас здесь.
Он улыбнулся.
— Вы, как всегда, сияете. Надеюсь, вы в полном здравии? А Блэндфорды и леди Натали?
— Да, все хорошо. Не думаю, что леди Натали знала, что вы непременно будете, иначе она упомянула бы об этом.
— Верно, я не планировал сюда приезжать, — признал он. — Меня ждали родственники в Шропшире. Боюсь, я уговорил лорда Уэстклифа пригласить меня в Гемпшир. — Он замолчал и добавил серьезно: — Видите ли, я узнал о планах лорда Блэндфорда в отношении его дочери и… этого американца.
— Да, мистера Боумена.
— Мое единственное желание видеть леди Натали счастливой и хорошо устроенной, — тихо сказал Трэверс. — Для меня непостижимо, как Блэндфорд может думать, что этот союз будет наилучшим для нее вариантом.
Поскольку согласие Ханны могло было быть воспринято, как критика ее дяди, она осторожно прошептала:
— У меня тоже есть сомнения, милорд.
— Несомненно, леди Натали доверилась вам. Что она говорит по этому поводу? Ей нравится этот американец?
— Она склонна обдумать эту партию, чтобы сделать приятное лорду Блэндфорду, — призналась Ханна. — Кроме того… мистер Боумен не лишен привлекательности. — Она замолчала и моргнула, увидев, что в дальнем конце прихожей Рэйф Боумен разговаривает со своим отцом. — Вообще–то, мистер Боумен стоит вон там.
— Тот, что невысокий и полный? — с надеждой в голосе спросил Трэверс.
— Нет, милорд, это старший мистер Боумен. Его сын, тот, что повыше, и есть джентльмен, за которого лорд Блэндфорд мечтает выдать леди Натали.
С одного взгляда Трэверс увидел все, что ему нужно было знать. Рэйф Боумен был чересчур красив, и его непринужденная поза ничуть не скрывала мощь стройного тела, находившегося в прекрасной физической форме. Его густые черные волосы растрепались от ветра, а на щеках, по возвращению с улицы, играл здоровый румянец. Угольно–черные глаза холодно и оценивающе скользили по комнате, на губах таилась еле заметная пренебрежительная улыбка. Он выглядел настоящим хищником, что делало еще более удивительным воспоминание Ханны о таящейся в нем нежности.
25 
