очень нудно 
1077 
— Но почему? — никак не мог взять в толк Гарри. — Почему он вдруг сорвался и уехал?! — рука привычно продралась сквозь взъерошенную шевелюру. — Может… Может, сову ему послать, а?..
— Не надо, — отрезала Джинни, не сразу сообразив, что в унисон ей прозвучал ещё один голос.
Гермионы.
— Не надо, — повторила гриффиндорская староста, на этот раз потише. — Если хочет уйти, пусть идёт.
Джинни внимательно взглянула на подругу:
— Ты убежала с венчания следом за ним. Что ты ему наговорила?
— Ничего, — пряча глаза и краснея, ответила Гермиона.
— Лгунья из тебя никудышная, Гермиона, — холодно отметила Джинни и, развернувшись, ушла, унося с собой записку Симуса — точнее, сжимая в кулаке оставшийся от неё комок бумаги. Пинок — дверь в спальню распахнулась, она вошла и развернулась, собираясь шандарахнуть ею так, чтобы никому мало не показалось.
Но ничего не вышло. Кто-то придержал дверь снаружи. Джинни угрюмо убрала руку, и дверь открылась.
— Что тебе надобно, Драко? — устало спросила она.
Драко посмотрел на Джинни, потом перевёл взгляд на руку с запиской.
— Может, только к лучшему, что он ушёл? — без обиняков спросил он.
— Не понимаю, тебя-то это каким боком касается, — огрызнулась она. В горле поселилось какое-то странное чувство — его будто резало, будто жгло. То ли слёзы, то ли непонятно что…
Джинни вдруг отчётливо представила комнату за своей спиной, в частности, стоящую на самом виду, у кровати, фляжку с Любовным Зельем.
— Дай-ка догадаюсь… — протянул Драко. — Ему требуется время, чтобы всё переосмыслить.
— Как многословно, — буркнула она.
Ужасно хотелось свалить вину на него, но перед глазами стояла строка из письма: «Я люблю тебя, но так не могу поступить. Что-то неправильно, и мы оба это понимаем. Не знаю, надолго ли уезжаю, но я вернусь».
…Вот так всегда, — устало подумала Джинни. — Всегда эти четыре слова: «Я люблю тебя, но…»
— Если он отбыл, чтобы подумать, это займёт немало времени, — светлые глаза Драко блеснули. — Мозги у Финнигана — что Хогвартс-экспресс: медленные, но верные.
— Не то, что твои, — выдавила Джинни. — Если тебе так по душе язык метафор, они напоминают мне Уэльскую просёлочную ветку.
— В смысле?
— Узкую и грязную одноколейку, — она почувствовала, что, как ни силится, не может сдержать улыбку. — Уверена, ты слышал эту шуточку раньше.
— Насчёт ужины не согласен, но прочее…
Кулак с запиской уже начало ломить, и, опустив к нему взгляд, Джинни подумала о Томе — как он сдавливал и сдавливал её руку, пока на глазах не выступили слёзы.
— Итак, чего же тебе надобно, Драко? Просто пришёл позлорадствовать по поводу отъезда Симуса?
— Без сомнения, пред нами теперь прелюбопытнейшая и презагдочнейшая ситуация: у меня нет пары для приёма, а ведь даже с моим сногсшибательным обаянием найти даму в течение каких-то трёх часов крайне затруднительно, не говоря уже о том, что сейчас среди друзей я как в пустыне.
— Уверена, какая-нибудь одинокая домашняя эльфиха будет просто счастлива составить тебе компанию.
— Ага, что б она мне коленки покусала? Нет уж, спасибо, — он подался к ней и мягко добавил: — Ты ведь знаешь, о чём я прошу, правда?
Джинни подняла голову. Она могла разглядеть себя в его зрачках — окружённую свинцово-серой радужкой.
— А ты скажи.
— Пойдём на приём со мной.
Она почувствовала, как приподнялись в улыбке уголки губ.
— Ты забыл «пожалуйста».
Он помолчал — Джинни даже подумала, не оскорбился ли. А может, и действительно не в состоянии переступить через свою гордость?.. И тут Драко ласково зацепил прядь её волос левой — со шрамом — рукой, провёл ладонью вниз — костяшки чуть задели её скулы… шею… плечо… ключицу… Сердце заколотилось прямо в горле — оставалось надеяться, что Драко этого не почувствовал.
— Пожалуйста…
Ей потребовалась вся сила воли, чтобы отстраниться.
— Договорились, — кивнула Джинни. — Выйди, мне нужно переодеться.
* * *
Джинни сидела на краешке кровати, глядя на себя через всю комнату в зеркало. В животе словно рой бабочек порхал — точно такой же, какой нежным рисунком усеял её светло-серое платье. В магазине ткань выглядела очень миленько, сейчас же она осознала — цвет был тусклым и словно смывал краску с неё самой. Даже волосы потускнели до оттенка тёмной меди. Не говоря уж про чернильные брызги веснушек.
1077 
