— Семь раз я повторяла такие прогулки с доктором Шимой, — докладывала госпожа Нунн правлению «ффф». — Все были по-своему очень важны, потому что каждый раз он невольно чем-нибудь способствовал диагнозу. Жгун совершенно прав — это действительно фуга, просто классический случай.
— И причина?..
— Следы, оставленные феромонами.
— Чем-чем? Феромонами? А что это, будьте любезны?
— Я полагала, что, занимаясь, среди прочего, и химией, вы, господа, знакомы с этим термином.
— Мы не ученые, госпожа Нунн.
— Разумеется. Вижу, что придется объяснять. Это займет некоторое время, поэтому прошу вас, не требуйте от меня изложить вам ход мысли, дедукцию и индукцию, которыми я пришла к своим выводам.
— Хорошо.
— Спасибо, мистер Коупленд. Вы все слышали о гормонах, внутренних выделениях желез, которые побуждают к действию разные части организма. Феромоны — это внешние выделения, побуждающие к действию другие организмы; немая речь химических соединений.
— Нельзя ли поподробнее, госпожа Нунн? Все это для нас трудновато.
— Конечно, прошу. Лучшим примером языка феромонов служит поведение муравьев. Положите неподалеку от муравейника кусочек сахара. Муравей-работник наткнется на него, поест и двинется домой. И часу не пройдет, как весь муравейник будет непрерывной цепочкой сновать к сахару и обратно — в точности по феромоновому пути, проложенному первооткрывателем.
— Сознательно?
— Неизвестно. Возможно, что, как пчелиный танец, рассказывающий о том, где и в каком направлении еда, это делается намеренно, а может, и нет. Но точно известно, что феромон — мощный возбудитель.
— Поразительно! И наш доктор Шима?..
— Вынужден идти по следу притягивающих его человеческих феромонов.
— Что такое? Хотите сказать, что мы их тоже оставляем?
— Ну конечно. Уже доказано, что женщина бессознательно оставляет за собой след феромона, который возбуждает и привлекает мужчин.
— Поразительно!
— Это известно уже довольно давно. Ну так вам теперь, надеюсь, понятно, что ваш доктор Шима впадает в фугу и идет по феромоновым следам.
— Так-так, outre[5] поворот у нашего Носа. В этом что-то есть, госпожа Нунн. Есть смысл. Ну и какие следы так манят его? Женщины?
— Нет. Жажда смерти.
— Что такое?
— Жажда смерти.
— Госпожа Нунн!
— Ну что вы, право, сударь! Неужели вам неизвестно о таком слагаемом человеческой психики? Многие люди страдают от неосознанной, но мощной тяги к саморазрушению. Некоторые психиатры даже считают, что у всех нас это есть. Очевидно, такое желание оставляет феромоновый след, который и чует Шима… полагаю, что лишь в некоторых особых случаях… и он вынужден идти по следу.
— А потом?
— Очевидно, он удовлетворяет желание…
— Невозможно!
— Чудовищно!
— Что там она болтает!
— Наш чувачок удовлетворяет жажду смерти! Кокает тех, кто хочет помереть. Летальный-Один.
— Именно так, господа.
— Очевидно! Очевидно! — бушевал председатель. — Доктор Шима? Убийство? Чушь! Я требую неопровержимых доказательств при таком дичайшем обвинении!
— Очень хорошо, сударь, вы их получите. Мне еще один-два вопроса нужно окончательно прояснить, прежде чем я выполню соглашение, но боюсь, что при этом он испытает глубокое потрясение.
* * *
— Это жестокое и непривычное наказание для моих рук, — жаловалась Мери Наобум. — Им в старину что — действительно приходилось проталкивать иголки пальцами?
— Именно так! «Рука чувствительна, пока ее не натрудишь» — «Гамлет», Акт V, сцена 1.
Давайте покончим с этим.
— Я с тобой, Сара. Мне это дело обрыдло.
— И мне, Ента. Голосуем: кто за то, чтобы похерить стегальные посиделки? Прошу поднять руки. Да не ты, Пи. Шесть из восьми. Принято.
Нелл Гвин с усмешкой отметила, что Угадай и Откатай как всегда вносят раскол.
— Не раскол, а разлад.
— Что теперь, Реджина? — спросила Гули.
— Ах ты, Господи, у меня просто иссякает воображение. Что, если снова позвать Люцифера?
— Не возражаю, — буркнула Ента. — Может, его хватит на то, чтобы закончить это паршивое покрывало.
— Реджина, дамы, внимание! Новости — с пылу, с жару! Мой Нудник сказал, что мы вовсе не как надо вызываем Дьявола.
— Да ну? Говори же, Нелл!
— Нудник говорит, что мы живем в двадцать втором веке, поэтому нам не годятся все эти средневековые штуки, а говорить надо на обычном языке.