180 
Теперешний не стал бы сомневаться, но ведь дело не в нем, а в гангрене. Серо-сизой гнили, которая завелась от царапины на пальце и ползла все выше и выше. Героя – Алекс не помнил его лица, только эту руку с толстыми вздувшимися пальцами – пытались спасти и руку пилили.
Пилили с куском здоровой, и Алекс думал, что это не правильно вот так высоко резать и отбирать больше, чем надо. Обидно, что он не помнит, чем все закончилось.
Наверное, спасли. Фильмы должны заканчиваться хорошо.
– Конечно, – Змей лег на кабаний череп, растирая его в пыль. Лишь клык остался, длинный острый мертвый клык, который лег в руку. Не меч, но нож.
А двор накрыла тень. Она упала на камни и разлетелась щепой.
– Хороший был бубен, – тихонько засмеялся Змей. – Хороший… Варг долго его делал. Бедный волчонок лишился себя, а теперь и бубна. Но все чем-то жертвуют.
Белая орлица рухнула с небес, и когти ее увязли в чешуйчатой шкуре. Неспеша Змей поднялся и рухнул телом о камни. Камни стали пылью. Орлица же, ударившись оземь, превратилась в человека.
– Привет, – сказал Алекс и руку подал. – А я боялся, что не найду тебя здесь.
Юлька встала. Она глядела не на Алекса – на змея – и лицо ее кривилось. Тогда Алекс понял, что Юльки уже нет, а существо, стоящее перед ним, просто на нее похоже.
У существа рыжие волосы и желтые птичьи глаза. Его руки и шея покрыты перьями, а пальцы – чешуей. Вместо ногтей у него когти, длинные, острые. И существо ударяет ими по Алексовой руке.
– Прочь! – клёкочет валькирия. – Прочь!
И Змей отступает. Он умудряется развернуться на одной точке.
– Стой! – Алекс бежит к воротам, запирает их, но бесполезно – над головой возникает живая арка змеиного тела. – Стой! Ты куда?
– Я обещал моему брату, что приду за ним. Он заслужил отдых.
– А я? Мне что делать?
– Ты знаешь.
Змей исчез в щели между корнями, которая выглядела слишком узкой для него. И Алекс, упав на четвереньки, заглядывал в дыру, кричал, пока не охрип. И лишь тогда поднялся, чтобы нос к носу столкнуться с валькирией.
– Сгинь, – сказал он. – Нет. Стой. Отпусти ее, пожалуйста.
– Зачем?
– Отпусти.
Валькирия закусила губу.
– Я лучше.
– Нет!
– Я сильная. Я не боюсь. Я лучше.
– Нет! – он шагнул к ней, и крылатая не отшатнулась, не ударила. – Ты не лучше. Это ее тело и ее жизнь. А тебя нет. Давно уже нет. Ты только думаешь, что живешь, а на самом деле…
Она мертва, как и все, кто встречался на пути. Мир мертвых полон мертвецов. И выходит, что сам Алекс тоже… наверное, да, но уже не страшно.
И черепа скалятся, кивают, подтверждая догадку.
– Отпусти, – попросил он, убирая руку с кабаньим клыком за спину.
Это правильно. Мертвому – умереть. Тогда живое выживет.
– Пожалуйста…
– Нет, – валькирия улыбнулась.
– Ну тогда хотя бы…
Здесь нельзя лгать. И кровь бессильна. Но если верить в чудо, то все получится.
– …обними меня.
И она шагнула навстречу, расправляя крылья, готовясь впиться когтями в грудь, вырвать душу. И Алекс слышал ее желание также явственно, как треск корней мертвого дерева и мысли в пустых черепах.
Он позволил коснуться себя, и лишь затем ударил, вгоняя кабаний клык меж ключиц. Брызнула кровь. На руки. На одежду, и без того измаранную.
– Бель…вёрк, – сказала валькирия, сжимая когти на сердце.
Она тащила душу, выдирая из тела. Тяжело хлопнули крылья, и острое перо рассекло щеки и руки, но Алекс лишь сильнее навалился на осколок клыка.
– Бельвёрк! – валькирия рванулась в небо и выдрала-таки серый клубок. Она взлетела, крыльями сбивая ветви, кости, орошая корни красным дождем. И потеряв серый шар, скатившийся в змеиную нору, сама же рухнула. Ее Алекс поймал и даже сумел удержаться на ногах. Положив к корням, он глядел, как тает птичья желтизна в глазах, а черты лица смягчаются, возвращая ту, прежнюю Юльку. Падали перья мертвыми листьями. Исчезали когти.
А сердце все работало и работало, удерживая на краю. Когда же Юлька открыла глаза, Алекс заплакал. Он больше не стыдился слез, как не боялся показаться смешным.
– Ты… ты вернешься домой… уже скоро… скоро совсем.
Он зажал дыру ладонью, но кровь продолжала течь. Она выходила толчками и ударяла в руку, как будто отталкивая ее.
– Вернешься, и все будет хорошо. Ты забудешь… ты все забудешь.
180 
