очень нудно 
636 
А потом нанесла разбойнику чудовищный по своей силе и подлости, но невероятный по своей эффективности (хоть и совсем неженственный) удар ногой прямо в пах. Пока разбойник падал, женщина наклонилась, подхватила с огня котелок, швырнула его в лицо ближайшего головореза и, пока падал тот,уселась обратно на снег, снова принявшись за свое вязание.
Двое оставшихся разбойников даже шевельнуться не успели. Но затем один из них, словно бы опомнившись, прыгнул к торчащему из сугроба мечу. Разбойник аж покачнулся от тяжести, но клинок был длинным и в некотором роде придавал уверенности.
— Ох! — закряхтел головорез, с трудом вскидывая меч. — Старуха, как ты вообще его таскаешь?
— Это не мой меч, — пожала плечами женщина. — Он принадлежал вон тому мужчине.
Разбойник отважился глянуть в сторону. Из-за большого валуна торчали ноги в бронированных сандалиях. Очень большие ноги.
«Но у меня меч, — подумал разбойник. — Хотя у него меч тоже был».
Вздохнув, пожилая женщина вытащила из клубка шерсти две вязальные спицы, ярко сверкнувшие в свете костра. Одеяло соскользнуло с ее плеч и упало на снег.
— Ну, господа? — сказала она.
Коэн выдернул кляп изо рта менестреля. Юноша с ужасом воззрился на престарелого героя.
— Как тебя зовут, сынок?
— Вы похитили меня! Я просто шел по улице…
— Сколько? — спросил Коэн.
— Что?!
— Сколько хочешь за сагу?
— От тебя воняет!
— Это все моржатина, — спокойным голосом объяснил Коэн. — Запах как от чеснока. В общем… мне нужна сага. А тебе наверняка пригодится мешочек рубинов, к примеру вот таких, как эти.
Он высыпал содержимое кожаного мешочка себе на ладонь. Камни были такими большими, что снег озарился алым светом. Глаза музыканта полезли на лоб.
— У тебя есть… Как это там называется, а, Маздам?
— Искусство, — подсказал Маздам.
— У тебя есть искусство, а у меня — рубины. Мы дадим тебе рубины, а ты нам — искусство, — предложил Коэн. — И нет проблем, верно?
— Проблем? — Рубины действовали на менестреля гипнотически.
— Проблем, которые могут возникнуть, если ты вдруг скажешь, что не умеешь слагать саги, — произнес Коэн прежним ласковым голосом.
— Но… Послушайте, прошу прощения, но… Саги — это ведь самые примитивные поэмы и…
Ветер, который ни на секунду не стихал рядом с Пупом, засвистел еще более жалобно и вместе с тем угрожающе.
— Тебе одному долгохонько придется добираться до цивилизации,— намекнул Маздам.
— Особенно без ног, — добавил Малыш Вилли.
— Умоляю!..
— Постойте, парни, мы же не хотим обойтись так жестоко с этим милым юношей, — вмешался Коэн. — Он — смышленый мальчуган, его ждет блестящее будущее. — И, глубоко затянувшись самокруткой, добавил: — Вернее, ждало. Впрочем, нет, — он снова задумался. — Мне нужна героическая сага, парень. Которая станет самой знаменитой из всех сложенных саг.
— Сага о ком?
— О нас.
— О нас? Но вы все стари…
Менестрель резко замолчал. Самую большую опасность, с которой он сталкивался в своей прошлой жизни, представляла брошенная во время банкета кость, но сейчас речь шла О жизни и смерти, и менестрель это понимал. Очень хорошо понимал. Говорят, возраст иссушает тело и душу. Но, похоже, стоящее перед менестрелем тело от возраста только закалилось и даже приобрело некоторую винтажность.
— Я понятия не имею, как слагать саги, — слабым голосом пискнул юноша.
— Мы тебе поможем, — пообещал Маздам.
— Мы их много знаем, — сказал Малыш Вилли.
— Почти во всех участвовали, — добавил Коэн.
В голове менестреля яркой чередой замелькали мысли примерно следующего содержания: «Эти люди просто рубинысумасшедшие. Они непременно рубиныубьют меня. Рубины.Они притащили меня сюда рубины… рубины…И хотят дать мне большой мешок рубины…рубинов».
— Что ж, полагаю, мне удастся расширить свой репертуар… — промямлил он, однако выражение, появившееся на лицах ордынцев, заставило его несколько изменить лексикон. — Хорошо, договорились, — сказал он. Впрочем, ослепительное сияние камней не загасило крошечную искорку честности. — Только, понимаете ли, я не самый великийв мире менестрель.
— Но ты им станешь, когда сочинишь эту сагу, — пообещал Коэн, развязывая его.
636 
