15 
Тревога усугублялась еще тем, что несколько месяцев назад двое ее ближайших друзей и их приемная дочь погибли от руки Нерви. Все сходилось на том, что Лили, выйдя за рамки дозволенного, взяла инициативу на себя. Она знала, что ЦРУ не санкционирует устранение Сальваторе Нерви, одного из самых отвратительных представителей рода человеческого, заслуживавшего смерти. Этот хитрец, стремясь обезопасить себя со стороны ЦРУ, стал играть на два поля, оказывая услуги конторе. Уже не один год он являлся ценным осведомителем управления, и этот информационный канал теперь утерян скорее всего навсегда. На то, чтобы наладить такие же отношения с его прямым наследником, уйдут годы, если это вообще произойдет. Подозрительность Родриго Нерви хорошо известна, и вряд ли он сразу же ухватится за любое предложенное ему сотрудничество. Фрэнку оставалось надеяться только на то, что Родриго окажется таким же прагматиком, как и его отец.
Фрэнку претило работать с Нерви. Члены этого клана были подобны двуликому Янусу: все, чем бы они ни занимались, включая легальный бизнес, имело свою обратную сторону. Если их ученые трудились над созданием вакцины против рака, то другая группа в том же самом здании корпела над разработкой биологического оружия. Они жертвовали огромные суммы благотворительным организациям и делали много полезного, но вместе с тем спонсировали террористические группировки, а значит, сеяли смерть и страх.
Политика — дело грязное. Участвуя в политических играх, нельзя остаться чистым. В глубине души Фрэнк рассматривал для себя конец Сальваторе Нерви как счастливое избавление, но если это работа Лилиан Мэнсфилд, то он обязан принять меры.
Вайни открыл ее личное дело и углубился в его изучение. В психологической характеристике отмечено, что в последние два года она испытывает какое-то напряжение. Накопленный за долгие годы службы опыт позволил Фрэнку прийти к выводу, что внештатные агенты делятся на две категории: одни при исполнении задания проявляют эмоций не больше, чем проявили бы, прихлопнув муху, а другие действуют из убеждений, но при этом их душевные силы истощаются от постоянно совершаемого над собой насилия. Лили принадлежала к последнему типу. Она, как один из лучших сотрудников, была на хорошем счету, но каждый новый удар не проходил для нее даром, оставляя в душе глубокий след.
Ее связь с родственниками прервалась много лет назад, и это плохо. Она чувствовала себя одинокой, отрезанной от мира, который была призвана защищать. В подобных обстоятельствах товарищи по работе стали значить для нее много больше, чем просто, друзья, — они заменили ей семью. И когда их не стало, ее истерзанная душа, как видно, не вынесла удара.
Фрэнк знал, что кое-кому из коллег его рассуждения о душе показались бы смешными, но он, не новичок в своем деле, не просто знал то, что происходило на его глазах, но и понимал это.
Бедная Лили! Наверное, надо было бы раньше вытащить ее отсюда, когда признаки душевной усталости только-только начали проявляться, но теперь говорить об этом поздно. Сейчас нужно действовать с учетом сложившихся обстоятельств.
Фрэнк снял трубку и попросил референта отыскать Лукаса Суэйна, который — о чудо! — он оказался в здании. Похоже, изменчивые Парки[2] благоволили Фрэнку.
Минут через сорок пять позвонил референт:
— Мистер Суэйн здесь.
— Пусть войдет.
Открылась дверь, и в комнату вразвалку вошел Суэйн. Он везде и всегда двигался медленно и неторопливо, как ковбой, которому некуда идти и незачем спешить. И, судя по всему, это в нем нравилось женщинам.
Суэйн был одним из тех красивых людей, которые к тому же обычно благожелательно настроены. Вот и сейчас его губы тронула легкая улыбка. Он поздоровался и сел в предложенное Фрэнком кресло. По непонятной причине его улыбка действовала так же безотказно, как и его походка: люди его любили. И он, как хороший профессионал, умел пользоваться их расположением. Он был счастливчик. Посмотреть на его походку, так ленивее нет человека. Но с делом Суэйн справлялся отлично. Без малого десять лет он проработал в Южной Америке, чем и объяснялись его темный загар и жилистость.
Стареет, заметил про себя Фрэнк. А кто молодеет? На висках и вдоль пробора каштановых волос Суэйна, всегда коротко подстриженных из-за непослушного вихра посередине, пробивалась седина. Вокруг глаз и на лбу наметились морщины, на щеках обозначились складки, но женщины, скорее всего, находят все это таким же сексуальным, как и походка этого везунчика. Сексуальный. Да, совсем плохи дела, размышлял Фрэнк, раз уж для характеристики своего лучшего офицера у него не нашлось другого определения.
15 
