77 
Как только судьба Ареса решилась, Грегор пулей полетел в больничное крыло. Он немного нервничал, открывая дверь палаты, в которой лежал папа, потому что не знал, что ему предстоит увидеть. Но перед ним открылась чудесная картина: папа, смеясь, полулежал в постели, а Босоножка пыталась накормить его печеньем.
— Привет, пап, — сказал Грегор с улыбкой.
— О, Грегор! — воскликнул папа, просияв и распахнув объятия, и Грегор тут же крепко прижался к отцу.
Это могло бы продолжаться целую вечность, если бы не вмешалась Босоножка:
— Нет, Ге-го, — строго сказала она, — папа кусает петенье.
— Няня сказала, что меня нужно хорошо кормить, и она отнеслась к этому очень серьезно, — объяснил отец, смеясь.
— Ты как? — спросил Грегор, не в силах от него оторваться.
— О, при такой кормежке я скоро буду совсем как новенький! — сказал папа.
Оба они понимали, что все не так просто. Жизнь никогда уже не будет, как прежде. Но ведь главное, что они живы.
Несколько часов Грегор провел в разговорах с папой, Босоножкой и Темпом, который явился проведать свою драгоценную принцессу.
Грегор не хотел тревожить отца расспросами, но тому, похоже, не терпелось поделиться своими злоключениями:
— В ту ночь, когда провалился в Подземье, я не мог уснуть. И спустился в прачечную, поиграть на саксофоне — мне не хотелось никому мешать.
— Мы тоже там провалились, — сказал Грегор, — через вентиляционную трубу.
— Точно! Металлическая решетка почему-то здорово скрипела, будто ее кто раскачивал, и я пошел посмотреть, в чем дело, — продолжил свой рассказ папа. — Ну, и меня буквально всосало сюда… Знаешь, существует такое странное явление: воздушные потоки… — И папа добрых двадцать минут объяснял этот феномен с научной точки зрения.
Грегор ничего не понял из того, о чем тот говорил, но ему было так приятно просто слушать папу и понимающе кивать.
— Несколько недель я провел в Регалии, но я безумно скучал и очень за вас волновался. А потому однажды ночью попытался бежать с парочкой фонарей и пневматическим пистолетом, который позаимствовал в музее. Крысы настигли меня раньше, чем я добрался до Водного пути. — И папа покачал головой.
— Но почему они оставили тебя в живых? — не удержался от вопроса Грегор.
— Это не моя заслуга. Это все пистолет. Когда у меня кончились пули, они взяли меня в кольцо. Один из них спросил про пистолет, и я наплел им с три короба. Убедил, что могу сделать для них такие же — и они решили оставить меня в живых. Все это время я изготавливал оружие, и у меня оно стреляло, а у них — разваливалось, стоило крысам к нему прикоснуться. Арбалет, катапульта, таран… В конце концов они убедились, что все, что я делаю, стреляет лишь один раз, — сказал папа.
— Не представляю, как ты все это выдержал, — произнес Грегор.
— Я не переставал верить, что когда-нибудь попаду домой, — ответил папа. На его лицо набежало облачко, и, кажется, ему понадобилось усилие, чтобы задать следующий вопрос: — А как… как там мама?
— Сейчас, наверно, не очень хорошо, — сказал Грегор. — Но когда мы вернемся, все вместе, все будет просто здорово.
Папа кивнул:
— А ты? Как ты, сынок?
Грегор не стал рассказывать ему о плохом, он рассказал о приятном: о соревнованиях по бегу, о школе, о том, как их оркестр выступал в Карнеги-холле. Он даже не упомянул о пауках и крысах, а о том, через что пришлось пройти с тех пор, как папа исчез, он тоже ничего не сказал.
Весь остаток дня они провели в разговорах, играх с Босоножкой, потчуя друг друга всякой едой и часто, без всякого повода, словно невзначай стараясь коснуться друг друга.
Потом появилась Далси и настойчиво дала понять, что Босоножка и папа нуждаются в отдыхе. Грегор отправился к себе таким счастливым, каким ни разу не был за эти два года, семь месяцев и уже неважно сколько дней.
Теперь можно было забыть о правиле. Навсегда. И даже если наступят плохие времена, он никогда больше не отречется от счастливого будущего, даже если настоящее будет приносить одни страдания. Отныне он не станет запрещать себе мечтать.
По дороге к спальне он проходил мимо комнаты, где собирался совет в ночь его побега из Регалии. Дверь была открыта, и Грегор увидел Викуса.
Тот сидел за столом один, а перед ним грудой лежали какие-то свитки и карты. При виде Грегора лицо его просияло, и он махнул ему рукой, приглашая войти:
77 
