78 
— Они вернулись на Источник за несколько дней до нашего возвращения. Думаю, что они бы тут же примчались, если бы… если бы меня приговорили к казни, — ответил Говард.
Оказалось, что за семьей Говарда закреплен не один зал, а целые покои — несколько комнат, соединенных между собой.
Но они решили лечь в одной комнате — той, что принадлежала детям.
Говард и Грегор — на соседних кроватях, а Арес и Андромеда расположились между ними.
Летучие мыши заснули почти мгновенно. Говард долго ворочался, но наконец и его дыхание стало ровным и глубоким. А Грегор лежал в постели и мечтал о том, чтобы сон наконец пришел к нему. Но сон не шел. Что теперь будет?
Он полагал, что может отправиться домой. Возможно, довольно скоро. Ему придется встретиться с семьей. И жить без Босоножки. Это было невозможно представить.
Как это — он придет в квартиру, увидит ее постельку, игрушки, ее книжки с картинками…
Грегор вспомнил об одежде Босоножки, которая хранилась в музее. Ему не хотелось оставлять ее здесь — людям, которые чуть его не убили. Он вскочил, взял со стены факел и вышел из комнаты.
Несколько стражей видели, как он шел по коридорам, но никто даже не пытался его остановить. И никто не сказал ему ни слова. У Грегора сложилось ощущение, что они просто пока не знают, как к нему относиться.
Он сам сумел найти музей.
Прямо у дверей лежала стопка вещичек Босоножки. Он взял в руки ее платьице и поднес его к лицу, вдыхая сладкую смесь шампуня, орехового масла и чего-то невообразимо родного и теплого — запах его маленькой сестренки. И тут впервые за все это время на его глаза навернулись слезы.
— Грегор! — окликнул его знакомый голос.
Он сунул платьице в сумку, что взял с собой, и поспешно вытер глаза. Перед ним стоял Викус.
— Привет, Викус, — сказал он. — Что новенького?
— Только что проходило заседание Совета — первое из предстоящих нам многочисленных заседаний, посвященных «Пророчеству Погибели». Я пытался доказать им, что интерпретация пророчества Нериссой — единственно верная, но воспринимались мои слова очень трудно. Это слишком новая мысль — а все новое дается с трудом. Пока в Совете думают и решают, слово Нериссы — закон. Но если они придут к другому выводу — твое пребывание здесь станет смертельно опасным, а потому, думаю, для тебя будет лучше как можно скорее отправиться домой.
— Для меня — да, — ответил Грегор. — Но что будет с остальными?
— Уверен, для Говарда и Андромеды никакой опасности не существует — твои доказательства их невиновности были весьма убедительными, — улыбнулся Викус.
— А Арес? — спросил Грегор.
Викус вздохнул.
— Да, вот с ним все непросто. Большой риск. Но если вдруг его признают виновным — обещаю, я устрою ему побег. Тогда он по крайней мере избежит казни.
Грегор кивнул. Это было больше того, на что он смел надеяться.
— Это все, что ты хотел бы взять с собой? — спросил Викус и обвел рукой полки музея. — Можешь захватить все, что захочешь.
— Мне ничего не нужно — только наши вещи, — ответил Грегор.
— Ну, может, не для тебя, для родителей, — настаивал Викус. — Кстати, как твой отец? Он снова начал преподавать?
— Нет. Он очень болен, — сказал Грегор.
— Чем? — нахмурился Викус.
Грегор с трудом заставил себя рассказать о симптомах болезни отца — это была тема, которую он не любил обсуждать. Викус пытался уточнить кое-какие детали, но безуспешно.
— Знаете, я, пожалуй, возьму эти часы, — сказал Грегор, показывая на часы с кукушкой, которые приметил, когда искал запасные батарейки.
Он сказал это просто для того, чтобы сменить тему, и в то же время он знал кое-кого наверху, кому часы придутся по вкусу.
— Я могу упаковать их для тебя, — произнес Викус.
— Здорово. Значит, тогда я сейчас отправлюсь к Аресу и попрошу унести меня отсюда, — сказал Грегор.
Он сгреб в кучу свою и Босоножкину одежду и вышел из музея.
Викусу следовало бы кое-чему поучиться у Нериссы. Иногда люди просто не хотят разговаривать.
Грегор шел по извилистым коридорам обратно к покоям Говарда. Путь был ему плохо знаком, к тому же по его щекам не останавливаясь струились слезы — с того самого момента, как он вышел из музея. Пожалуй, в каком-то смысле ему было бы легче, если бы его казнили. Легче, чем смотреть в глаза родителям.
78 
