очень нудно 
116 
Когда она поднялась из воды, Кэйл снова оказался рядом. Кроме них на пляже никого не было, но это, скорее всего, ненадолго.
Дженнер направилась к нему, неторопливо и спокойно шагая против течения, вода плескалась у ее груди. Стянув с себя маску, она встряхнула волосами.
– В тот первый вечер на корабле ты заставил меня поцеловать тебя, помнишь?
Он тоже снял маску и взглянул на нее исподлобья.
– На нас смотрели. Это была вынужденная мера, – решительно заявил Кэйл.
– Сейчас на нас никто не смотрит, – продолжила Дженнер, подступив так близко, что почти прикоснулась к нему. Откинув голову, она посмотрела ему в глаза. Не было больше гнева, разочарования, боли. Ей хотелось видеть в Кэйле просто мужчину. С самого первого дня ее влекло к нему, тянуло к нему, словно магнитом, но она боролась с этим чувством, как и любая здравомыслящая женщина на ее месте.
Но все обернулось совсем иначе, чем казалось в начале, теперь Дженнер это знала. И знала, что не хочет потерять Кэйла. Какая насмешка!
– Поцелуй меня снова, – попросила она. – Не потому, что на нас смотрят, и не потому, что ты вынужден, просто... поцелуй.
Он затаил дыхание:
– Это не слишком удачная мысль.
Но что-то в его ровном голосе дрогнуло, и Дженнер напряглась как струна.
– Согласна, – сказала она. – И все равно, поцелуй.
Кэйл не двинулся с места. Она положила ладонь ему на грудь, ощущая вьющиеся волоски, тепло его кожи, биение сердца.
– Поцелуй меня, – повторила Дженнер; ее собственное сердце стучало так сильно и часто, что она едва могла дышать. – Здесь только рыбы – притворяться не для кого.
Еще полшага вперед, и вот она уже вплотную к нему. Кэйл обнял ее, притянул к себе и накрыл ее губы своими.
Не было больше ни страха, ни паники. Она прильнула к мужчине и утонула в ощущении его губ на своих губах, в ощущении его мокрого тела. Его жар резко контрастировал с прохладой воды, с ее влажной кожей, и Дженнер впитывала этот жар всем существом.
Уединение, океан, кожа Кэйла на ее коже, блаженство от его губ погрузили Дженнер в головокружительное наслаждение. В этот короткий упоительный миг ее не волновали ни завтрашний день, ни месть, ни вечное чувство, что она снова чужая, когда отчаянно хочется быть своей. Просто поцелуй. Поцелуй, который принадлежит только им и никому больше.
Кэйл обхватил ее ягодицы, приподнял, приноравливая, и обернул ее ноги вокруг себя. Твердый как камень, напряженный член плотно прижался к ней. Медленными ритмичными движениями он начал двигать ее по себе. Слабый крик сдавил ей горло, Дженнер вцепилась в закаменевшие плечи и «просто поцелуй» так быстро перерос во что-то большее, что она точно выпала из реальности. Приятная пульсация между ее ног за секунды сменилась неистовой. Второй крик Дженнер был требовательным и страстным.
Кэйл просунул руку под трусики ее бикини, и длинные пальцы устремились дальше и глубже. Дженнер дернулась, когда два из них жестко и грубо проникли в нее, и сразу все в ней напряглось, достигло пика, и, рушась, она взлетела, а ее хриплые крики парили над шумом волн. Она лихорадочно пыталась перестать вопить, перестать с таким бесстыдным упоением двигаться в унисон с его телом, ослабить спазматическое напряжение вокруг его пальцев. Не получалось. Да и не могло получиться. Поцелуй — вот все, что она хотела, просто знак того, что она не одинока в своем желании. И мысли такой не было, что это самое желание вдруг вырвется из-под контроля.
Наконец Кэйл очень бережно спустил Дженнер с небес на землю. И когда она вновь обрела способность дышать и думать, когда вновь обрела равновесие, он расплел ее ноги и позволил соскользнуть со своего тела. Закрыв глаза, она на мгновенье прислонилась к нему, разрываясь между острым удовлетворением и смятением.
Впрочем, Кэйл решил за нее эту дилемму, сказав:
– Кажется, ты обещала, что Стокгольмский синдром тебе не грозит.
Дженнер вспыхнула от шока и унижения. Его дыхание было таким же напряженным, как и ее, но это мелочь в сравнении с его словами.
– Ты всерьез думаешь, что это Стокгольмский синдром так проявился?
Она сумела взять себя в руки. Сумела даже сохранить ровный голос. Но взглянуть на обидчика было выше ее сил. Дженнер не знала, посмеет ли когда-нибудь снова посмотреть ему в глаза. Еще никогда ей не было так плохо. Стремительное погружение из блаженства в унижение было слишком неожиданным, словно удар в живот.
116 
