27 
Кэйл задумался. В эпоху компьютеров шпионаж изменился, исчезла необходимость красть опытные образцы или изделия. Вместо этого стало возможным в мгновение ока передать техническую документацию на другой конец света, и получившие информацию страна или организация могли продолжить разработку на базе уже существующего проекта. С другой стороны, северокорейские деятели отличались крайней степенью паранойи, а встреча лицом к лицу, тем более на иностранной территории, для них намного рискованней простой передачи файла.
– Какого-то звена не хватает, – сказал Кэйл. – Почему корейцы на это идут? Зачем нужен непосредственный контакт?
– Мы не знаем. Может, готовится что-то еще, мы пока не докопались. Но и так уже известно достаточно.
Кэйл мысленно пожал плечами. В конце концов, неважно, почему корейцы идут на такой рискованный шаг, главное, что они это делают.
– Когда круиз?
– Через две недели.
Значит, времени не так уж много.
– Можете забронировать места мне и моим людям? И обязательно люкс рядом с каютой Ларкина.
– Сколько всего номеров?
– Два, – ответил Кэйл. Один займут они с Тиффани, в другом разместятся Райан и Фэйт. Пожалуй, лучше всего поселить Райана и Фэйт в люксе, примыкающем к апартаментам Ларкина. Этот круиз вполне соответствовал образу жизни и положению в обществе четы Натерра, так что в их присутствии не будет совершенно ничего примечательного. – И еще двоих требуется включить в экипаж судна.
– Имена.
Кэйл перечислил, а его мысли тем временем двинулись дальше. Нужен кто-нибудь в службе безопасности, но пытаться внедрить туда своего человека, вероятно, уже слишком поздно. Следовательно, необходимо завербовать кого-то из персонала. Кэйл озвучил и это требование.
– Я все устрою. Готовьте вашу команду.
Оба повесили трубки. Кэйл встал с кресла, чтобы налить себе еще кофе. Когда раздался звонок, он уже проснулся и больше часа сидел за компьютером, однако по калифорнийскому времени было только пять утра, слишком рано, чтобы созывать своих людей по боевой тревоге. Так что Кэйл вышел с чашкой на веранду, уселся в одно из удобных кресел-качалок и, вытянув длинные ноги, водрузил пятки на перила. Солнце еще не выкатилось из-за гор на востоке, но птицы и насекомые уже вовсю исполняли приветственную симфонию. Кэйл внимал, наслаждаясь песнями природы и уединением, ощущая дуновение легкого утреннего ветерка на своей голой груди.
Его дом был единственным в поле зрения, и Кэйлу это нравилось. Двухэтажное здание из дерева и камня гармонично вписалось в окрестности – не настолько большое, чтобы привлекать внимание, но достаточно просторное для комфортного существования. Мер безопасности было предпринято больше, чем обычно, но это не бросалось в глаза. По крайней мере половину защитных устройств Кэйл установил сам, так что ни одна компания не обладала полным набором схем, при помощи которых можно было бы пробить брешь в его обороне. Может, это смахивало на паранойю, но Кэйл считал, что лучше потратить лишние деньги, чем оказаться застигнутым со спущенными штанами. Его работа была опасной – хотя сейчас и не такой опасной, как раньше, – занимаясь ею, много друзей не приобретешь.
Доверие служило краеугольным камнем в его взаимоотношениях, как профессиональных, так и личных. Как профессионал, он не доверял людям, на которых работал, но полагался на своих соратников. Он сколотил хорошую группу. Ее члены не всегда выполняли задания вместе, но всё чаще и чаще отказывались от предложений, если те исходили не от Кэйла.
Он не намеревался что-либо возглавлять. Впрочем, заниматься секретными операциями он тоже не намеревался. Сочетание происхождения, обстоятельств и природного таланта постепенно сделало его тем, кем он сейчас был, и, следовало признать, его теперешняя работа ему хорошо подходила.
Он родился в Израиле у родителей-американцев. Его мать была нерелигиозной еврейкой, а отец – флегматичным малым из дельты Миссисипи, которому проблемы веры были глубоко до лампочки. Тот факт, что мать не исповедовала религию, в которой родилась, для Кэйла стал больным местом.
– Если ты не следуешь традициям своего народа, – попенял он однажды матери, – какого черта ты мне не оставила мою крайнюю плоть?
– Перестань ныть, – отрезала та, – она тебе не нужна.
– Может, и нужна, но теперь-то я уже никогда этого не узнаю.
27 
