30 
- Странно, но мало ли что?- подумалось Травке, но и этот эпизод упал в копилку невеселых вечерних размышлений. Для Травки, по крайней мере, это все было первым доказательством, что вне их собственной станции люди все-таки существуют и все, казалось, обещало окончание их пути. Буквально все желания ребят выполнялись немедленно, а то, что до сих пор ни с кем невозможно было поговорить о помощи станции, девочка приписывала тому, что их жалеют и дают прийти в себя и подлечиться. Привыкшие к такому обращению на малодетной «Молодежной», юные путешественники наслаждались, не задумываясь ни о чем. После сытного обеда ребят повели на экскурсию по станции, оставив в каморке только мирно сопящую Рысю.
Вначале Траву здесь занимало все. Станция, где они оказались, была намного красивее ее родной «Молодежной», справедливости ради нужно было это признать. Привычный с детства мир прямых линий и четких граней здесь отсутствовал совершенно. Плавные изгибы асимметричных потолочных дуг заставили девушку простоять, задрав голову, много времени, пока не затекла шея. А две надраенные до зеркального блеска скульптуры, выдранные с постаментов и перенесенные в дальний конец платформы, привел в восторг не искушенную в искусстве девушку. Особенно ей понравился цвет скульптур, такой кожи у местных не было точно. Не портила картину даже кривая, страшноватого вида трещина, прорезающая потолок станции почти вдоль всей протяженности. На «Молодежной» тоже было немало трещин, с которыми без устали боролись местные умельцы, боясь, что потолок обрушится и погребет и так сильно поредевшее население. Многие знали, что станция лежит практически на поверхности. Травка поймала себя на том, что стала упоминать Станцию, как «Молодежную», даже про себя. Раньше никогда надобности в этом не было: станция была единственной, которую они знали. Травка очнулась от раздумий и продолжила экскурсию. Дальний конец правого тоннеля обвалился. Там торчала задняя стенка старинного неуклюжего локомотива, густо завешанная ленточками и тряпочками, создававшими праздничное настроение. В этом монстре исчезнувших человеческих амбиций, как потом оказалось, было что-то вроде церкви, о которой ребята знали понаслышке и имели довольно смутное представление. Местному шаману ребят представили сегодня, на второй день после отмывания и переодевания. Травка чуть не расхохоталась, когда увидела очень толстого мужика, одетого в юбку, сделанную из кучи разномастных лоскутов самой странной расцветки. Здесь можно было различить огрызки веселого ситчика рядом с кусками грубой камуфляжной ткани, какие-то полупрозрачные газовые ткани и кожаные полоски одновременно. Если бы Травка знала их происхождение, ей было бы не до смеха. Кроме того, на шамане красовалось сразу несколько шляп. Нижняя, по-видимому, прежде была женской пляжной панамой из синтетической соломки розового цвета. В безобразно оттянутых мочках ушей болтались связки ключей и брелоков. Толстенная шея, почти не заметная под наплывами жира, была обозначена десятками совершенно невообразимых ожерелий из самых разнообразных предметов. Рыся, которую принесли два рослых аборигена, и посадили на шикарное полосатое раскладное кресло с удобными подлокотниками и подставкой для ног, раскрыв рот смотрела на невиданные богатства. Серьги и колечки самого разного размера и расцветки, масса цепочек, на которых болталась куча мелких предметов от маникюрных ножниц до кожаных кошелечков на петельках, поразили девочку. Объемное пузо опоясывали штук двадцать разномастных ремней, поясов и кушаков, а лицо скрывал угрожающего вида респиратор с двумя фильтрами по бокам, делая лицо шамана похожим на увеличенную фотографию какого-то огромного и опасного насекомого. Например, богомола, ненароком подумала Рыся. «Богомол» осмотрел со всех сторон детей, испытывающих одновременно изумление и почему-то страх. Бормоча что-то неразборчивое в намордник респиратора, шаман, так же, как и остальные станционные жители, которых было на удивление мало, человек тридцать, долго ощупывал Близнецов, потрогал кожу Травки и одобрительно потрепал пухлые щечки Рыси. Прикосновение его почему-то холодных, влажных и липких пальцев вызвало у Травки такое омерзение, что она невольно отшатнулась, не очень понимая, откуда такие эмоции к безобидному мужику? Толстяк еще покружил возле почетных гостей и с трудом залез на какую-то железную площадку, выпирающую из кормы чудовищной машины. Там он начал бубнить, махать руками и подвывать, но из-за противогаза ничего разобрать было невозможно. Хотя…остальные, видимо, понимали или знали о чем речь, поскольку с выражением самого радостного энтузиазма на лицах стали подвывать и бормотать в такт громко гундящему шаману и, согнувшись в пояснице и широко расставляя ноги, низко кланяться, стараясь достать пол руками до пола. Из-за немалого веса большинства присутствующих выглядело это так потешно, что Близнецы, не сдержавшись, прыснули. Так что Травка, которой было отчего-то не по себе, цыкнула на них. Она пыталась понять хоть что-то из маловнятного бормотания, которое нравилось ей все меньше и меньше. В общем и целом все сводилось к празднику ради новоприбывших, встрече охотников и воздаянии даров какому-то Богу, который так просто и назывался - Бог. Травка успокоилась, решив, что просто все ждут прихода охотников и какого-то праздника, а в остальном - это просто очень хороший и гостеприимный народ.
30 
