18 
– Мама! … – Продолжались крики снова и снова.
А затем – … Не надо … пожалейте …
И вдруг голос стал просить как-то по детски жалобно всхлипывая – не отрезайте его … пожалуйста … не отрезайте …
Что ему отрезали она так и не поняла но солдата этого больше не видела.
– Он не воин – Презрительно хмыкнул ей охранник увидев вопросительный взгляд через окошко.
Больше ничего не сказал.
Охранник был низкого роста, жирный. Даже китель не застегнут на животе.
Она вдруг подумала – Наверное с питание у них лучше чем у нас.
И все. Больше мыслей не было.
Второго солдата увели на следующий день.
Сначала слышались крики, кажется кто-то ругался, затем что-то требовал. Потом послышались глухие удары, они то прекращались, то снова слышались. И вдруг – раздался вой. Он был такой жуткий что стало тихо во всей тюрьме. Страшный, животный вой в котором не было ничего кроме нечеловеческой боли, отчаяния и муки.
Через час в окошко её камеры заглянул охранник.
– Чего сука стоишь? Скучаешь?
Увидев её глаза полные ужаса, ухмыльнулся – Твой приятель … Его кишки сейчас по всей комнате отмывают … скоро твоя очередь.
Она отскочила от двери и забилась в угол. Тело затряслось в мелкой дрожи.
Раздался звук отодвигаемого засова.
Охранник вошёл и встал прямо над ней. Её стало трясти ещё больше – Не надо меня туда … не надо … не надо …
Он стоял и слушал … затем расстегнул ширинку и наклонил её к себе.
– Давай сука … начинай.
На допрос её вызвали на следующий день.
Теперь она рассмотрела комнату повнимательнее – серые станы, в рыжих пятнах, в углу куча мусора, какие-то мешки, на столе гора окурков в хрустальной пепельнице.
За столом, сидел человек с капитанскими погонами и пристально смотрел на неё.
Кивнул ей – Садись. – И показал на стул.
Закурил продолжая рассматривать её, наконец сказал мягким голосом – Дай ка мне руку.
Минуту смотрел на её искалеченные пальцы – Болят? Жаль … красивые у тебя руки.
Положил руку на стол и вдруг внезапно схватив пепельницу с размаха ударил ею по руке. Звон хрустальных осколков смешался с брызгами крови.
– Сколько наших убила сволочь? Ты снайпер? Наводчица? Кто? Кто ты сука?
– Не надо – Слёзы из глаз … – Я доброволец … но ни в кого не стреляла ..
– Врёшь тварь!
Не вру ..не вру . не вру . – Валится она со стула … снова корчится на полу от боли. Облизывая покалеченную руку как будто это могло бы помочь ей.
– Почему шла с разведчиками? А? Отвечай тварь!
И удар ногой по лицу … затем снова по руке …
– Ты снайпер сука! Снайпер! Я знаю!
В комнату вошёл охранник, тот что был с ней в камере.
– Слышь, братан, мы тут с ребятами перетёрли … – И что-то шепчет на ухо капитану.
Тот морщится, недовольно и брезгливо, посмотрел на её худое тело корчившиеся на полу.
– Её? Ну, как хотите.. только смотрите … что-бы тихо …
Пнул её ещё раз. Но уже не в лицо а в живот. Для порядка.
– Повезло тебе сука что красивая.
И вышел брезгливо вытирая руки об китель.
С этого дня к ней в камеру стали приходить солдаты. Никогда ничего не говорили. Не приносили еду. Не жалели. Просто насиловали.
Как резиновую куклу.
Которая лежит на полу в грязных пятнах крови и спермы.
Как будто душа в ней – умерла навеки.
И лишь где-то в глубине мозга ещё работала капелька сознания – оно отмечало, что допросы проводятся два раза в день. Утром и после обеда.
О чем допрашивают – нельзя понять. Но руки, ноги с патриотическими татуировками – отрубаются. Татуировка на спине – выжигается. Кожа летит кусками. Её потом трудно отдирать от стены.
Нельзя прямо смотреть в глаза – могут счесть за вызов и выколоть.
Оскорблять – тоже нельзя. Даже когда бьют или очень больно. Не один уже остался без языка.
Раз в день кому-то отрубывают яйца. Или вырезают живот. И тогда его крики часами слышны по всей тюрьме. Но это скорее для устрашения.
Ведь хотят они – одного.
Шанс выжить появляется если за тебя дадут выкуп. Например – родители.
Ты уверяешь что они тебя горячо любят и готовы на все.
Тогда тебе дают у руки телефон – умоляй выкупить.
И дают срок.
Перестают пытать. бить, морить жаждой, даже дают нормальное питание.
Но когда срок проходит – возникает проблема. Тебя режут по кусками и отправляют родителям.
В посылке.
Каждый лень – по куску тела.
18 
