22 
Голова у Одри закружилась… Ей не оставалось ничего иного, как стоять перед ним, глядя вверх в его глаза, чувствуя, как возбуждение перехватывает ее дыхание, как его откровенные слова разжигают ее пылкое воображение, как горячо бежит кровь по ее жилам.
Нестерпимо долго его серые глаза пялились на нее. Потом его голова пришла в движение, опускаясь к ней, со страстным взглядом, прикованным к ее рту.
Ее губы раскрылись в беззвучном вздохе.
Он сейчас поцелует меня, подумала она, задыхаясь от предвосхищения.
Но он неожиданно выпрямился, дрожь пробежала по всему его телу, его руки отпустили ее, и он отступил назад.
— Дьявол все возьми, — проворчал он.-Я не могу. Не должен.
— П-почему нет?-не сдержала она страстного желания.-Я… я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — договорила она, содрогаясь в ожидании.
Он готов был поддаться искушению. Она видела: он уступал искушению. Его глаза были прикованы к ее рту, все его тело вибрировало от напряжения, которое наполнило электричеством всю комнату. Одри внутренне сжалась и задержала дыхание, не осмеливаясь и вообразить себе, что произойдет в следующую секунду. Она сама еще не была в полном согласии с тем, что она только что сказала. О господи, никогда еще не вела она себя "столь бесстыдно!
Но в последнюю секунду он застонал и отвернулся. Его руки заметно тряслись, когда он запустил их в свои густые темные волосы. Еле слышно он произнес вульгарное слово, потом поспешил к столу и наполнил стакан из одного из графинчиков, стоявших рядом с остатками торта. Кажется, кукурузным виски.
С открытым ртом Одри наблюдала, как он одним глотком влил в себя виски. Что это он надумал, безвольно подумала она. Но когда он снова повернулся к ней с глазами, излучающими свирепое раздражение, она нервно отступила назад.
— Неужели ты ничему не научилась от Расселла?-бросил он ей через разделяющее их пространство.-Ради Бога, Одри, не предлагай себя так откровенно мужчинам, которых ты совсем не знаешь.
— Но я… я знаю тебя, — в смятении запротестовала она.
— Что ты знаешь?-усмехнулся он.-Мой возраст? Мое гражданское состояние? Мою профессию? Что-все это говорит тебе о том, какой я на самом деле человек? Ни фига!
— Я знаю, что ты добрый и хороший, — настаивала она на своем.-Я знаю, ты не причинишь мне преднамеренной боли.
Он горько рассмеялся.
— Ты не прислушалась ни к одному сказанному мною слову.
Он медленно двинулся в ее сторону с насмешливым выражением лица.
— И вовсе-то я не такой. Просто я страдаю больной совестью после жизни, прожитой с такой женщиной, как Мойра. Что-то из ее характера оставило глубокий след в моей душе. Но я сомневаюсь, чтобы это продлилось долго. Да я, — речь его замедлилась, а глаза опустились на ее груди, вздымавшиеся и опадавшие под обтягивающим их кремовым шелком, — уже чувствую, как слабеет моя сопротивляемость…
Ее обдало жаром, соски стали торчком под его обжигающим взглядом.
— Добрый и хороший?!-усмехнулся он, рванулся к ней, схватил ее, прижал к себе, обволакивая ее, дрожащую и податливую, своим, ставшим до ужаса твердым телом.
— Добрый и хороший!-повторил он, смеясь, скользя руками вверх, беря ее шею прямо-таки в борцовский захват.-Разве добрый и хороший мужчина стал бы делать такое?
Его горячий и агрессивный рот накрыл ее губы. Без намека на компромисс. Без намека на совестливость. Он требовал и брал, не терпя никаких возражений, никакого сопротивления. Он раздвинул ее губы, навязал ей свой проникающий язык с агрессивной властностью, которая оставила ее бездыханной.
Не о таком поцелуе мечтала Одри, совсем не о таком. Но пока душа ее была шокирована, даже напугана насильственностью его действий, ее чувства, ее вожделение к этому мужчине не позволяли ей оставить без ответа такое страстное нападение. Через секунду она уже отвечала, ее собственное желание разгоралось с поспешной готовностью, ее губы сами раздвинулись еще шире. Ее руки пришли в движение, обвились вокруг его мощного мужского торса и сжали его со всей силы.
Его рот с громким судорожным вздохом оторвался от ее губ, словно шокированный ее готовностью, но быстро вернулся к своему естественному делу, на этот раз еще нежнее, предлагая Одри образец подлинно сексуального поцелуя. Теперь Эллиот откровенно совращал ее, его язык вступил в хитрую игру с ее языком, его руки убаюкивали ее голову. Его большие пальцы начали потирать ее уши, мочки, заставив ее содрогаться от наслаждения. Он поворачивал ее голову в одну, потом в другую сторону, исследуя различные части ее рта, и каждый поворот его языка вызывал трепетные волны жара и возбуждения во всем ее естестве.
22 
