26 
— Занимались любовью? Мы не любим друг друга, Агнес! — резко сказал Гаролд. — Так что не называй этим дурацким словом то, что мы делаем в постели.
Она в ужасе отшатнулась от него.
— Премьера, ужин в ресторане… весь вечер были просто ловушкой?
— Я хотел, чтобы ты оказалась в моей постели… на моих условиях.
— На твоих условиях, — повторила Агнес тупо. Ей казалось, что она истекает кровью. На какое-то безумное мгновение мелькнула спасительная мысль, что она спит и видит кошмарный сон.
Но, увы, это был не сон. Гаролд обманул ее. Затащил в постель из чувства мести.
— Это ты называешь приручением, да? — Агнес почудилось, что ее голос прозвучал как из-под земли.
На его щеке дернулась мышца.
— Поспеши, а то опоздаешь на самолет.
Каждая клеточка тела Агнес отзывалась болью, глаза горели от непролитых слез. Но, твердо решив не плакать при Гаролде, она нашла убежище в гневе.
— Не опоздаю: уж больно не хочется, чтобы тебе пришлось снова беспокоить президента компании. Да ты манипулятор, Гаролд! Я ненавижу тебя. И презираю себя за то, что позволила играть собой. За то, что спала с тобой. На любых условиях.
В одно мгновение Агнес оказалась на ногах, совершенно не стесняясь своей наготы.
— Но этому больше не бывать!
— Стоит мне поцеловать тебя, и ты снова переспишь со мной.
— Ты получаешь удовольствие, занимаясь любовью с женщинами, которые ненавидят тебя?
Гаролд вскочил.
— Я не верю в любовь! — закричал он. — Любовь движет миром? Не смеши меня! Знаешь, что такое любовь, Агнес? Это коммерция, это деньги, просто деньги! Благодаря ей продаются цветы и духи, строятся романтические курорты — я немало об этом знаю. Мне принадлежит парочка таких предприятий, и я зарабатываю на этом хорошие деньги! Но все это основано на мифе. Нас соединила похоть — и ради Бога, прекрати называть это как-нибудь еще!
Слишком злая, чтобы следить за словами, Агнес прокричала в ответ:
— Чтобы сравнять счет, я тоже скажу, что ни капельки не люблю тебя, и готова на коленях благодарить Бога за эту милость! Но когда я ложусь с кем-нибудь в постель, я ожидаю, что со мной будут считаться. Как с женщиной, имеющей чувства. А не с куклой. И я не товар, который можно продавать и покупать в зависимости от настроения.
— Когда я сплю с женщиной, — ответил Гаролд с не меньшей яростью, — я делаю это так, как мне нравится!
— Тогда ты вовсе не богат, — заявила Агнес с внезапным ледяным спокойствием.
На долю секунды ей показалось, что она увидела боль, промелькнувшую по лицу Гаролда, будто его ударили. Но прежде чем решила, как надо реагировать, к нему вернулось прежнее презрение.
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Нет, знаю. Просто ты не хочешь допустить, что я права! — Слова вырывались против желания Агнес. — Как ты мог целовать и ласкать меня, если жаждал одного — отомстить?
— Легко, — ответил он.
— Нет, это меня ты получил легко, — заметила Агнес с горечью. — Все, чего я тебе стоила, — это пара билетов на премьеру и ужин в ресторане. Надеюсь, ты не переплатил, Гаролд, и получил желаемое. Жаль, что не удастся повторить, не правда ли?
— А может, я и не хочу повторения.
Да и зачем ему это, подумала она. Он доказал мне то, что собирался доказать. Внезапно Агнес охватила усталость, и гнев прошел. Опасно близкая к слезам, с трудом сдерживаясь, она сказала:
— Знаешь, что хуже всего? Что я была такой доверчивой. Не утруждай себя, я сама найду дорогу.
Она подобрала с полу одежду и, не обернувшись, вышла из комнаты.
Ты вовсе не богат…
Гаролд стоял совершенно неподвижно. Неправда. У него денег больше, чем ему нужно, и не меньше власти. Более того, его империя ему бесконечно интересна. И он может получить любую женщину, когда бы ни пожелал.
Включая Агнес. Он хотел эту женщину, и она провела ночь в его постели и ушла, когда стала ему не нужна. Чего же желать еще?
Как ей было больно, когда он признался, что это была всего лишь месть. Очень больно. Как будто он вонзил нож ей в сердце и провернул в ране.
Ведь он этого хотел, не так ли? Отплатить болью за боль, которую испытал, проснувшись в «Максвелл-холле» в совершеннейшем одиночестве.
Гаролд слышал, как Агнес открыла дверь и вышла в коридор. Он мог кинуться за ней, остановить. Но не сделал ни шагу. Гаролд стоял у кровати, неподвижный, как статуя, вспоминая, как щедро она дарила ему себя, ее низкий смех, прерывистое дыхание и стоны удовольствия.
26 
