очень нудно 
22 
— Об этом будет судить доктор.
— Ты говорил, у меня небольшой порез на голове. Для этого не требуется команда специалистов. Заклей порез пластырем.
— Ты упала в обморок, — напомнил он ей.
Щеки Жасмин покраснели от смущения. Она была уверена, что ее обморок никак не связан с ударом головой и произошел из-за паники. Но как она может сообщить об этом Карифу, не упоминая несчастный случай, произошедший много лет назад, о котором ей говорить определенно не хочется?
Ей незачем возрождать воспоминания. Следующие слова Карифа подтвердили ее мысли:
— Что у тебя за отношения с докторами? Почему ты отказывалась от квалифицированной помощи?
Их взгляды встретились. Она знала, о чем он думает.
После того несчастного случая, когда она упала с лошади, Кариф умолял ее позволить ему привести доктора. Но Жасмин отказалась. Она в отчаянии старалась сохранить в тайне свой позор.
«Пожалуйста, Кариф, со мной будет все хорошо, просто обними меня», — просила она. Но когда ее начало трясти, Кариф обещания не сдержал. Он вернулся с доктором и двумя слугами, которым, по его мнению, можно было доверять.
Одного из слуг звали Марван, и именно он предал их в тот самый миг, когда Кариф укрылся в пустыне. Семья Жасмин оказалась в ужасном положении. Из-за нее…
Быстро моргая, она отвернулась.
Кариф наклонился над кроватью. Их лица были совсем рядом друг от друга. Напряжение нарастало.
— Вот, — тихо произнес он, отводя взгляд. — Позволь, я поправлю.
Кариф протянул руку и поправил ее подушки. Он приподнял Жасмин, и она закрыла глаза, наслаждаясь теплом и силой его рук. Затем он осторожно опустил ее на подушки так, чтобы она сидела, и погладил ее по голове.
— Лучше? — спросил он низким голосом.
Его губы находились в нескольких дюймах от ее рта. Жасмин кожей ощущала тепло его дыхания.
— Мне… мне намного лучше…
— Скоро приедет доктор, — хрипло произнес он.
Его сильное, мускулистое тело казалось напряженным и даже подрагивающим, будто он старался сдерживаться.
Кариф стал отстраняться от нее. И внезапно Жасмин расхотелось расставаться с теплом его рук. Ведь она так давно живет одна!
Подавшись вперед, она поцеловала его в губы.
Поцелуй был кратким. Только для того, чтобы почувствовать жесткость его губ, его мужскую власть и силу.
Кариф ошеломленно посмотрел на нее. Она слышала его резкое, прерывистое дыхание, когда он взял ее за плечи. Затем, простонав, Кариф снова уложил ее на подушки. Тлеющие угли превратились в пожарище. Он поцеловал ее, страстно и жадно.
Его поцелуй был ненасытным. Безжалостным. Он целовал ее так, будто половину жизни голодал, ожидая ее появления.
Его жаркий, требовательный поцелуй иссушал ее, распространяя искры желания по ее телу. Грудь Жасмин налилась, соски напряглись от невыносимого вожделения.
Сколько ночей она мечтала об этом? О том, чтобы ощутить прикосновение его рук, оказаться в его постели.
Она наверняка спит. Иначе и быть не может. И она взмолилась, чтобы никогда не просыпаться.
Его большие руки гладили ее мягкий живот. Сквозь окна проникал яркий солнечный свет. Кариф разомкнул ее губы, и его язык скользнул ей в рот.
Тихий стон сорвался с ее губ. Она обняла его руками за шею, чтобы прильнуть к нему. Их языки переплетались, вступая в противоборство. Его губы обрушивались на губы Жасмин — или все было наоборот? Она уже перестала понимать. Ни один из них больше не мог сдерживать накопившееся за тринадцать лет желание.
То, что происходило сейчас, было лучше, чем в шестнадцать лет. Теперь, в двадцать девять, Жасмин знала, насколько ценен огонь их вожделения.
Она запустила руки под его рубашку и почувствовала жар его тела, тугие мускулы и упругий живот. Ощутила мягкие волоски между его напрягшимися сосками. Глотнув воздух, Кариф отпрянул назад, схватив ее за запястья.
— Сегодня ты моя. Чего бы это ни стоило, — низко и решительно произнес он. — Я заставлю тебя забыть о других мужчинах.
Их взгляды встретились на мгновение, которое показалось им вечностью. Жасмин сглотнула.
— Нет других мужчин, — прошептала она. — Только ты. Как я могу отдаться другому, если я по-прежнему твоя жена?
Ее щеки запылали, она не могла смотреть в его глаза. Не насмехается ли он над ее трогательной преданностью? Не рассмеется ли?
Потом она услышала, как он резко вздохнул:
22 
