— И еще одна вещь… Я ведь в действительности совсем не знаю тебя, не так ли? Ты втянул меня в эту помолвку прежде, чем у меня появилась возможность узнать тебя. Наша помолвка мне всегда представлялась чем-то нереальным. Ты только что сказал, что тебе не до игр. А чем, спрашивается, ты занимался все эти месяцы, как не играл со мной? Понарошку помолвлена, по-игрушечному выйду замуж… Ты никогда не рассказывал мне о себе и своих чувствах. Я не знаю, что ты любишь, чего хочешь, что ощущаешь. Да ничего не знаю!
Бен тоже поднялся и стоял теперь в двух шагах от нее, мрачно хмурясь.
— Ты никогда и не проявляла никакого интереса. Взяла бы да спросила. Почему же не спрашивала?
Все так. Тут не поспоришь.
— Но мы никогда толком не разговаривали. Как я могла задавать личные вопросы, если мы не касались личных тем?
Бен спокойно спросил:
— Итак, что ты хотела бы узнать, Анабель?
Она всплеснула руками в нетерпеливом жесте.
Что бы хотела узнать? Наверное, все. Ты минуту назад просил: «Поговори со мною». Хочешь, чтобы я рассказала о вещах, о которых никогда никому не рассказывала…
Никогда никому? — резко переспросил жених.
Девушка покачала головой.
— Никогда и никому, — прошептала Анабель, широко раскрыв горящие глаза.
— Кроме Петера! — выпалил Бен.
Ан вздрогнула. Как она ненавидела сердитые нотки в его голосе!
Анабель давно поняла опасность сильных эмоций, потери контроля над собой. Она боялась этого, как однажды обжегшийся ребенок боится одного вида огня. Мечтала о покое, нуждалась в безопасности. Да и замуж-то решилась выйти только после того, как Бен убедил, что сможет дать ей стабильность и безопасность. Но что толку обманывать себя! Она совсем не знала Бена и винила в своем незнании именно его. Глаза Ан остановились на лице мужчины, но она тут же отвела их, теряя терпение.
Я объяснила тебе, почему рассказала Петеру! Он мой самый старый друг, почти член семьи, почти брат, я знаю его лучше, чем кого бы то ни было. Он единственный, кому я рискнула рассказать, больше никому!
А твоя семья?
У меня оставалась только бабушка… — Ан внезапно запнулась. Губы дрожали, когда она продолжила: — Она знала, но… но не могла говорить об этом, предпочитала молчать о случившемся. А я, естественно, не могла заводить об этом разговор. Мы постарались похоронить воспоминания, сделали вид, что ничего не произошло.
Именно это ты и продолжала делать все это время, — сухо произнес Бен, и девушка поежилась. Он заметил это и быстро спросил: — Ты замерзла?
Ан покачала головой.
— Призрак вышел из могилы, — сказала она вслух, а про себя подумала: «И не только в переносном смысле».
Бен внезапно нахмурился, будто прочитал ее мысли.
Не говори так!
Ты имеешь в виду, не делать вид, что ничего не было? — Девушка меланхолично взглянула на собеседника. — Да, я долго занималась этим. Действительно, самообман разрушителен. Никогда не надо пытаться задвинуть прошлое, каким бы тяжелым оно ни было, в глубь сознания. Прошлое всегда с нами. Ни я, ни бабушка ничего не забыли. Это всегда стояло между нами, как стена, которую мы не могли преодолеть, — огромная каменная стена, без начала и конца.
Что было с вами? — спросил Бен, но Ан не ответила. Вопрос донесся до нее откуда-то издалека — девушка погрузилась в воспоминания.
Я знаю, бабушка ненавидела меня, — прошептала Анабель. — Потому что считала меня виноватой. Я видела это по ее глазам. Она могла сидеть за столом, за обедом или ужином, или вечером в кресле перед камином, с пустыми глазами на застывшем лице, а потом вдруг бросала на меня взгляд, и я всегда знала, о чем она думает. Я постоянно чувствовала ее горечь, гнев, осуждение. Как же тяжелы были прожитые с ней годы — вроде вместе, а обе одиноки навсегда.
Бен снова нахмурился.
Сколько тебе тогда было лет?
Я жила с бабушкой до девятнадцати лет. Она умерла, когда я училась в колледже. У нее был инсульт, она не могла ни двигаться, ни говорить и умерла через несколько недель. Я сидела у постели, держа ее за руку, пыталась поговорить с ней, сказать, как я жалею обо всем, что сознаю свою вину, что я не хотела, чтобы все так случилось. Я умоляла простить меня, но она даже не взглянула на меня, не показала, что чувствует мою близость. Умерла, так и не простив.
Ты говоришь о бабушке по отцовской линии?
— Да. Мамины родители умерли, когда я была еще ребенком. Я их очень любила.