очень нудно 
40 
— Тут еще одна.
Болезненный рывок, и иголка исчезла.
— Проверь еще, — предложила Динни.
Броди повторил свои действия, на этот раз не обнаружив ни единого шипа.
— А теперь надо смазать.
— Я сам сделаю, — сказал Броди, выхватив дезинфицирующую мазь из ее рук. Он торопливо намазался и сел, отчаянно желая не встречаться с девушкой взглядом.
Динни села с ним рядом.
— Болит?
— Ага, но ты же вынула колючки. — Чувствуя, что его лицо по цвету сравнялось с трусами, Броди склонил голову. — Спасибо. Думаю, тебе это тоже было не очень приятно.
— Ой, даже не знаю, — протянула Динни. От звуков ее голоса у Броди мурашки пробежали по коже. — Мне приходилось делать более трудные вещи, и без такого роскошного зрелища.
Мать честная! Он уже увяз по уши и увязает все глубже.
— Нечего смущаться, Броди. С каждым может случиться.
— Просто я представить не мог, что ты увидишь мой зад именно таким образом.
Он украдкой взглянул на Динни и заметил на ее губах дразнящую улыбку. Одна нахальная бровь насмешливо изогнулась, а голубые глаза искрятся весельем.
Броди хмыкнул.
— А как ты себе представлял?
— Гмм… э… ну ты знаешь, — Броди запнулся, покраснев еще гуще, хотя, казалось, дальше уж некуда. — Лучше я оденусь. — Броди прочистил горло, не в состоянии больше поддерживать разговор.
Он нагнулся, чтобы поднять с пола джинсы.
— Подожди, там могли остаться еще иголки, — заметила Динни. — Дай я проверю.
Броди передал ей джинсы и снова завалился на кушетку. Ему хотелось, взъерошив волосы, метаться по комнате, выскочить наружу — что угодно, лишь бы подавить эту бурю чувств.
Но он не мог. У него не было штанов.
Динни исследовала его джинсы при свете лампы, осторожно ощупывая ткань в поисках оставшихся шипов кактуса. Глядя на нее, Броди сглотнул.
Она сосредоточенно поджала губы, вьющиеся рыжие волосы рассыпались по плечам, тонкие, изящные пальцы неустанно продолжали свою работу.
В этот миг она напомнила ему маму. Броди вспомнил, как его мать сидела по ночам в своем любимом кресле, занимаясь штопкой. Им не хватало денег на новую одежду, и мама перешивала из соседских обносков или из тряпья, какое получала по благотворительности или покупала за бесценок в Армии Спасения. Всю эту одежду постоянно приходилось чинить — подрубать края, пришивать пуговицы, заштопывать дыры.
Глядя на Динни, Броди ощутил переполняющую его нежность. Это чувство никогда еще не было таким сильным. Не успев опомниться, он склонился к девушке и поцеловал ее.
Нежно, бережно, сладко, в щечку.
Динни подняла взгляд. Ее глаза расширились от изумления.
Совсем потеряв голову, Броди обнял девушку и привлек к себе. Сидя в одном белье, он чувствовал себя уязвимым, но до странности свободным, словно вся его сдержанность исчезла вместе с иглами кактуса.
От Динни так хорошо пахло, ее объятия были такими приятными, Броди не мог не попробовать ее на вкус. Наклонив голову, он потянулся к ее губам.
Девушка не оттолкнула Броди, но и не стала поощрять. Она просто ждала его следующего шага.
Ее губы, мягкие и соблазнительные, манили к себе. Зубы слегка разомкнулись.
С голодным стоном Броди завладел ее ртом. Зажмурившись от наплыва чувств, он прижался к ней, наслаждаясь вкуснейшим нектаром Динни Маккеллан. Ни с одной женщиной он не чувствовал себя таким страстным, таким сильным, таким живым.
Внезапно Динни уперлась ему в грудь обеими руками и отпихнула от себя.
— Зачем все это? — прошептала она.
Броди отстранился, смущенный своим поступком не меньше ее. Он чувствовал себя околдованным, не способным понять происходящее и управлять собой.
— Не знаю. Просто захотелось тебя поцеловать.
Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову. Сейчас заплачет? Почему? Ведь он не хотел ее обидеть.
— Динни. — Броди протянул руку, взял девушку за подбородок и заставил поднять глаза. — Ты на меня обиделась?
Она покачала головой.
— Что случилось?
— Ничего.
— Скажи мне. Пожалуйста.
— Ты такой хороший, — ответила она, чуть не плача.
— Проблема в этом?
Динни махнула рукой, капли дрожали на кончиках ее ресниц.
— Ты привыкла к грубым парням? Да? — При мысли о том, что кто-то мог обойтись с ней жестоко, Броди пришел в ярость.
— Нет.
— Ну же, — взмолился он, смахнув слезинку с ее щеки. — Скажи мне.
40 
