20 
— Неужели все так ужасно? — Она удивилась, с какой горячностью говорил Джозеф.
— Так бывает. У нас есть отдел по связям с общественностью, который усердно выполняет одно-два задания в спокойной обстановке. Но это только при условии, если он не отфутболивает представителей прессы и не выискивает способы защиты доброго имени нашей компании. Теперь нас постоянно обвиняют в загрязнении морей нефтью и вообще во всяких экологических катастрофах. И вину возлагают не на какого-нибудь конкретного нерадивого болвана. Виновной объявляют компанию, которая выплачивает ему заработную плату, хотя существует строгое правило, установленное самой фирмой, — компенсировать ущерб, нанесенный вследствие выброса нефти, потом наказывать виновника.
Марион поморщилась.
— Должна признаться — меня загрязнение среды тоже очень возмущает. Ты когда-нибудь видел чайку, пытающуюся взлететь на крыльях, облепленных сгустками черной сырой нефти? Это душераздирающее зрелище. Надеюсь только, что мне не придется иметь дело с экологическими бедствиями — я могу оказаться не таким уж ревностным защитником интересов компании, если такой кошмар возникнет по нашей вине.
Таксист замедлил ход и остановился у отеля в Мэйфере, где жили Джозеф и его отец. Джозеф расплатился с водителем, из отеля вышел слуга с зонтиком и проводил их в вестибюль. Молодые люди отправились прямо в ресторан.
— А где твой отец будет сегодня вечером? — спросила Марион, когда они ели первое блюдо — густой, как крем, куриный суп.
— Не знаю. Он никогда не говорит мне ничего, — ответил Джозеф поморщившись. — Не будем о нем. Расскажи мне лучше, что сказала твоя мать, когда услышала о нашем решении.
Марион решила не сообщать жениху о подозрениях, возникших у Элизабет Бреннон.
— Она хочет познакомиться с тобой как можно скорее. Когда ты смог бы приехать в Озерный край на уик-энд?
У него появилось смущенное выражение.
— Я спрошу у отца. Наверное, в среду или четверг мы вернемся в Грецию, но он может разрешить мне остаться в Англии, чтобы я погостил у вас. Особенно если ты об этом попросишь — он сделает это для тебя. Он желает тебе счастья.
Она недоверчиво рассмеялась.
— Кому ты пытаешься заморочить голову? Не верю, что его волнует, буду я счастлива или нет.
Джозеф посмотрел на Марион странным взглядом, не то ироническим, не то циничным.
— Напрасно ты так считаешь. В настоящее время только это его и заботит.
Марион в упор взглянула на Джозефа, гадая, что означают его взгляд и сухой тон. Однако в ту же секунду уголком глаза она заметила фигуру мужчины, торопливо идущего через вестибюль отеля.
— Это мой отец! — воскликнула она. — Я думала, он все еще в Монако. Что он здесь делает? Может быть, мне лучше догнать его и сообщить, что я в отеле?
Она вскочила, но Джозеф схватил ее за руку.
— Нет, не надо. Он приехал сюда на встречу с моим отцом. Срочное дело.
Марион снова села, и он отпустил ее руку.
— Дело? Так поздно? — спросила она, и Джозеф пожал плечами.
— Ты же их знаешь. И днем и ночью для них главное — бизнес. Я тебе объяснил: мы в Лондоне по срочному делу.
— И мой отец имеет к нему какое-то отношение? Я не знала о его деловых связях с твоим отцом.
У Джозефа снова появился тот же циничный взгляд.
— Они старые друзья. У них было множество сделок в прошлом.
— Мой отец входит в совет вашей компании, как и в правление фирмы твоего дяди?
Джозеф рассмеялся.
— Нет, конечно. Дяде Андросу такая идея пришлась бы совершенно не по вкусу.
Марион почувствовала легкую дрожь в теле. Наверное, простудилась, подумала она.
— Тебе не известно ничего о делах твоего отца? — спросил Джозеф, взглянув на нее своим особым взглядом: губы его искривились.
— Кое-что я узнала, став служащей компании, — заметила Марион, когда официант принес второе блюдо.
Она выбрала «пипераде» — перец, помидоры с луком, сваренные почти до состояния пюре и заправленные взбитым яйцом, — легкая и приятная еда. Джозеф заказал бифштекс, а вместо гарнира — салат.
Ужин закончился чашечкой кофе. Завершить встречу Джозеф хотел в ночном клубе, как они делали это на юге Франции, но Марион пришлось отказаться — утром ей идти на службу.
— Теперь я занимаюсь рабским трудом ради зарплаты. Я не в отпуске, — заявила она, и Джозеф состроил ей гримасу.
— Какая тоска!
20 
