8 
— Дорогая миссис, поверьте, вы тоже ничуть не изменились со временем и это для меня величайшее счастье! — почтительно склонился над ее рукой Жервез.
Сказанное прозвучало так очаровательно мягко, что никто из присутствующих, исключая вдовствующую графиню, не заподозрил в ней ничего, кроме самой обычной любезности. Все были растроганы, лишь она, с трудом веря своим ушам, не понимала, как это ее угораздило стать объектом шутки.
— Да, вы правы, я ничуть не изменилась, — с самодовольной улыбкой заявила графиня. — Однако, думаю, в вашем брате вы найдете гораздо больше перемен.
— Намного больше! — согласился Жервез. Протянув руку Мартину, он внимательно разглядывал его. Вдруг в его голубых глазах появился насмешливый огонек. — Так это и есть мой маленький братец? Как странно! Я бы никогда тебя не узнал! — Затем, отвернувшись от него, улыбнулся Шаплэну: — А вот мистера Клауна я бы узнал всюду и всегда! Здравствуйте!
Шаплэн, который стоял как громом пораженный, не в силах оторвать взгляда от лица седьмого эрла с той самой минуты, как он передал шляпу Эбни, вдруг почему-то смутился и ответил без обычно присущего ему добродушного лукавства:
— И я рад видеть вас, милорд! На одно мгновение мне даже почудилось… Впрочем, пусть ваша милость извинит меня! С нами, стариками, память иногда вытворяет странные шутки!
— Думаю, вы хотели сказать, что я чрезвычайно похож на покойную матушку, — проговорил Жервез. — Рад это слышать. Хотя, надо признать, это необыкновенное сходство в прошлом принесло мне немало горя, много такого, о чем бы я рад был забыть.
— Прекрасно вас понимаю, — подхватила графиня. — О Мартине тоже всегда говорят, что он — вылитый Фрэнт!
— Вы слишком суровы к нему, ваша милость, — вежливо отозвался Жервез.
— Позволь сказать тебе, Сент-Эр, я глубоко уважаю славный род, к которому принадлежу, и, стало быть, подобное сходство для меня — величайшая честь! — отрезал Мартин.
— Я разрешаю тебе говорить все, что угодно, дорогой Мартин, — с одобрительной улыбкой подхватил Жервез.
Юноша, которого не так уж часто удавалось заставить прикусить язык, замер с открытым ртом, не сводя с него ошеломленного взгляда.
С неудовольствием в голосе вдовствующая графиня сочла нужным вмешаться:
— Терпеть не могу, когда родственники ссорятся по пустякам. Сент-Эр, кажется, я забыла представить вас мисс Морвилл.
Последовал вежливый поклон, эрл пробормотал, что он счастлив знакомству с ней, а в ответ мисс Морвилл, невозмутимо улыбнувшись, со свойственным ей добродушием не преминула напомнить, что Эбни все еще ждет, чтобы освободить его милость от тяжелого дорожного пальто.
— Ох! Ну конечно! — спохватился Жервез, позволяя дворецкому осторожно освободить себя от верхней одежды, и предстал во всем блеске своей неотразимой элегантности, позволив присутствующим в полной мере оцепить и безупречные панталоны цвета голубиного крыла, и темно-голубой сюртук с серебряными пуговицами. С его шеи на узкой черной ленточке свисал изящный монокль. Небрежно вставив его в глаз, он, казалось, в первый раз имел удовольствие как следует разглядеть доходящие до колен панталоны, в которых щеголяли брат и кузен, и насладиться великолепием пурпурного атласного платья мачехи. — Прошу прощения, кажется, я заставил вас ждать, — извиняющимся тоном пробормотал эрл. — А что теперь? Вы будете так добры, ваша милость, что позволите мне разделить с вами ужин прямо так, как я есть, — в пыли после долгого путешествия? Или подождете, пока я переоденусь?
— Полагаю, это займет не меньше часа? — насмешливо скривившись, фыркнул Мартин.
— О, что ты?! Гораздо больше! — серьезно отозвался Жервез.
— Я, безусловно, ни в коей мере не считаю возможным оправдывать человека, который садится за стол, не переодевшись с дороги, — торжественно провозгласила графиня. — Полагаю, подобная привычка есть не что иное, как небрежность, а небрежность всегда была мне ненавистна! Но думаю, в некоторых обстоятельствах такое вполне извинительно. Эбни, мы будем ужинать немедленно!
Эрл, который к этому времени уже успел присоединиться к брату, все еще стоявшему возле камина, извлек из кармана крохотную изящную табакерку севрского фарфора. Одним небрежным движением большого пальца приоткрыл крышечку и, взяв щепотку, поднес ее к лицу. Необычной формы кольцо-печатка, которое он носил, до сих пор казавшееся тусклым и незаметным, в тот миг, когда его рука попала на свет, вдруг вспыхнуло ослепительным зеленым светом. Это немедленно привлекло внимание графини.
8 
