очень нудно 
170 
Ауриана отвернулась от Ателинды и, ухватившись за гриву Беринхарда, с трудом взобралась на коня. Ее силы были на исходе.
Ателинда перехватила повод коня.
— Ауриана, что случилось? Что ты делаешь?
У Аурианы на глазах выступили слезы, и она так и не нашла сил ответить матери. Вместо этого она обратилась лицом к небу и начала творить ритуальное заклинание, предшествующее принесению жертвы.
— Повелитель небес, чьей невестой я являюсь, прими меня в этот день. Фрия, Мать Всех, подними меня в свое небесное владение, ибо я погибаю с твоим именем на устах.
Витгерн и Фастила поняли теперь, что собиралась сделать их предводительница, и последовали ее примеру, оседлав своих коней. И если первый сделал это с благородной уверенностью, то последняя чуть заколебалась.
— Нет! — яростно вырвалось из уст Ателинды и застряло в тишине.
Этот вопль разбередил душевные раны Аурианы. Беринхард в страхе попятился. Ауриана попыталась вырвать поводья у матери — что еще можно было сделать? Но Ателинда крепко удерживала их. Ее кулаки сжались намертво, словно окаменев. Все трое повернули своих коней к открытым воротам и стали в ряд. Ауриана и Витгерн обнажили мечи, а Фастила подняла копье. На лице Фастилы отразился неописуемый страх — слишком поздно молодая жрица-воин открыла для себя, что жить с Витгерном и умереть с ним — не одно и то же.
— Нет! — еще раз воскликнула Ателинда, теперь уже слабее.
— Мать, отступи в сторону! — еле выговорила Ауриана сквозь струящиеся по лицу слезы. — Ты привлекаешь внимание к нам. Я умоляю, отпусти меня! Еще до истечения этого дня, неважно как, мы умрем, но будем вместе. Если я принесу себя в жертву, то это, может быть, успокоит дух моего отца Бальдемара, который до сих пор покоится в могиле неотомщенный.
Ателинда поняла справедливость этих слов своей дочери, но в конце концов материнская любовь взяла верх. Ее можно было сравнить с бурным потоком во время паводка, который сносит все строения, нагроможденные людьми. Эта любовь старше и мудрее, чем все выдуманные когда-либо законы мести. Ателинда продолжала держать повод Беринхарда.
Ауриана показала мечом на стоявший в отдалении резервный легион, который хорошо был виден сквозь ворота. Солдаты замерли в ожидании команды — темная полоска на фоне коричневой земли, наполовину закрытая рощей лип и елей. Высоко поднятый сигнальный флаг трепетал на ветру. Витгерн и Фастила мрачно кивнули.
«Там враг. Мы умрем, сразившись с ним, и вернемся в землю, из которой вышли».
Они пришпорили коней, ударив их каблуками по бокам. Кони Витгерна и Фастилы сразу сорвались с места в галоп. Беринхард пустился за ними, волоча за собой Ателинду.
— Мать! Отпусти меня!
Ауриана заметила, что несколько солдат, еще находившихся в крепости, узнали ее. Один из них резко кивнул головой и кто-то пролаял команду. Ауриана закрыла глаза. Это было невыносимо.
— Моя любимая мать, прости меня!
Она подняла меч и резким движением обрубила поводья. Послышался хлесткий звук, похожий на щелчок. Ателинда споткнулась и начала падать вперед лицом. Беринхард пошел сперва боком, потом затанцевал, словно удивившись неожиданной свободе, а затем понесся, как стрела, выпущенная из лука.
Ауриана правила руками. Беринхард стремительно вылетел из ворот, опередив тихоходных жеребцов Фастилы и Витгерна.
— Ауриана!
Задыхающийся, хриплый возглас матери пронзил ее сердце. Ателинда упала на четвереньки перед большой лужей крови. Зачерпнув ее ладонью, она размазала жижу по всему лицу, продолжая упорно твердить:
— Нет! Нет!
Одна из случайно уцелевших помощниц Труснельды схватила ее за плечи и попыталась успокоить.
— Моя госпожа, но ведь такова ее судьба! — убежденно сказала молодая жрица. — Великая Госпожа, которая породила нас всех, все еще любит ее.
Но Ателинда уже ничего не слышала.
Яд! Принять его сейчас! Теперь уже нет предлога тянуть с этим. Быстро!
Ателинда поднялась на ноги, нащупывая дрожащими руками мешочек с ядом, висевший у нее на поясе. Кожаный мешочек был выбит из ее руки тупым концом копья. Затем грубые солдатские руки подхватили ее сзади под мышки и потащили к шеренге закованных в кандалы пленников. У Ателинды уже не оставалось сил ни сопротивляться, ни кричать.
Она восприняла это как волю Парок. Ей суждено было жить.
В этой цепочке женщин и старух, куда ее притащили, никто не узнал ее измазанного грязью лица. Поэтому для всех оставалось тайной, что сама Ателинда, дочь Гандриды, жена Бальдемара шла вместе со всеми как жена простого смерда.
170 
