55 
При этом Глории было почти нечего рассказывать: она ненавидела каникулы с родителями. Чего стоили одни только взгляды членов ансамбля, когда они увидели девочку в первый раз. Ее родители постоянно собирали вокруг себя новых танцоров и певцов. Большинство маори были привязаны к родине и оставались в труппе не дольше сезона. Кроме того, слишком часто бывали разногласия с музыкантами, когда Мартины нанимали настоящих тохунга, то есть музыкантов, имевших наилучшую репутацию у себя на родине.
Сделанные Курой интерпретации хака все больше отдалялись от традиционных представлений; она приспосабливалась к западным стандартам и требовала того же от музыкантов-маори. И самые лучшие из них оказались не готовы к этому, они громко спорили и иногда совершенно внезапно оставляли труппу. Поэтому Кура и Уильям решили ангажировать не настоящих маори, а метисов-пакеха, которые, кроме всего прочего, больше соответствовали западным представлениям о красоте, и это все чаще становилось главным критерием при отборе. Уже появились учителя танцев и импресарио, которые набирали и обучали новичков для шоу. Кура и Уильям путешествовали с огромной свитой, заполнявшей пять спальных вагонов и один салон-вагон. Частные вагоны прикрепляли к регулярным поездам, и труппа могла ехать в любой город Европы.
Когда Глория путешествовала вместе с шоу, ей приходилось делить вагон с пятью другими девушками, то есть ее личное пространство было меньше, чем в интернате. Иногда ей везло: молодые танцовщицы интересовались только собой. Но временами встречались и склочные особы, которые, завидуя Глории из-за богатых и знаменитых родителей, давали девочке прочувствовать свою неприязнь. Тогда Глория даже во время турне отгораживалась от всех невидимой стеной и часами сидела, глядя прямо перед собой. Если в интернате ее называли «мечтательной», то в турне ей не раз довелось услышать, что ее считают просто тупой.
— Эй, Глори, просыпайся! Ты что, все еще не готова? — В комнату вбежала Лилиан Ламберт — как обычно, не постучавшись, и оторвала Глорию от мрачных размышлений.
— И как ты опять оделась? — нетерпеливо спросила она. — Тебе не нужно надевать школьную форму, это же пикник! Мы будем смотреть, как команда тренируется перед лодочными гонками, а потом поздравим ребят, которые выиграли в кембриджской восьмерке! Это же весело, Глория! И мы познакомимся с мальчиками! Раз в год мы выбираемся из этого монастыря, а ты…
— На меня все равно никто не посмотрит, — мрачно заявила Глория. — Поэтому я предпочла бы остаться здесь или, в крайнем случае, повести эту лодку. Вот будет весело!
Лилиан закатила глаза.
— Давай, надень то синее платье, которое мать купила тебе в Антверпене. Оно очень красивое и идет тебе, потому что оно просторное.
Глория вздохнула и бросила взгляд на осиную талию Лилиан. Та, без сомнений, носила модный корсет, хотя ей это было совершенно не нужно. Уже сейчас было видно, что пятнадцатилетняя девушка пошла фигурой в свою мать и бабушку: маленькая, стройная, со всеми причитающимися женской фигуре округлостями. Зато Глории приходилось втискиваться в корсет и серьезно мучиться, пытаясь подогнать свои размеры под модные платья. Широкое платье «реформ»[4] из Антверпена действительно шло ей гораздо больше, но оно было не последним писком моды, а скорее считалось атрибутом для тех, кого принято называть «синим чулком», и борцов за права женщин. То же самое было верно для брючных костюмов, которые с недавних пор стали появляться в крупных городах. Глории они очень нравились, но Кура лишь качала головой. А что бы ей пришлось выслушать в интернате, и думать было страшно.
Наконец, к вящему удовольствию Лилиан, Глория оделась. Младшая девочка еще выщипала ей брови и слегка продлила их с помощью горелой спички, начерненной каминной сажей.
— Вот, так гораздо лучше! — довольно заявила она. — И еще нужно провести тоненькую линию вокруг глаз. Тебе бы больше пошла линия потолще, но тогда мисс Эрроустон заметит и у нее будет припадок!
И действительно, импровизированный макияж зрительно увеличил глаза Глории. Темный цвет оттенял ее чистую кожу, а благодаря менее кустистым бровям глаза стали более выразительными. Девочка была еще далека от того, чтобы считать себя привлекательной, но хотя бы перестала говорить, что она отвратительна. Возможно, ею не заинтересуется ни один мальчик, но Глории было все равно. В первую очередь она не хотела выделяться — ни в хорошем, ни в плохом смысле.
55 
