13 
— Опасайся тирана, который краснеет при мысли о своей похоти.
Марк Юлиан кивнул.
— И вот еще что — на своей вилле Альбан он держит новую наложницу, которая, по его мнению, внешне похожа на Ауриану. Значит, настоящая Ауриана не дает ему покоя, хотя пока что он удовлетворился ее копией. Все, что ему нужно от Аурианы — посмотреть, как она будет сражаться в форме гладиатора и дождаться ее смерти. Нужны другие доказательства — пожалуйста. Я видел его планы по подготовке цериальных Игр. На них будут воссозданы боевые сцены из Хаттской войны. Женщины, которых он собрал, разыграют эпизод с разгромом продовольственного обоза хаттов.
— Он собирается прославиться победой над женщинами?
— Нет, это предлог для того, чтобы использовать женщин в ходе цериальных Игр. Ничем иным он не смог бы объяснить их присутствие. Домициан не желает испытывать лишнее смущение, он и так чувствует себя неуверенно, — объяснил Марк Юлиан. — Но Ауриана не будет принимать участия в этом трагическом представлении. Император уготовил ей более зловещую участь. Он лично выбрал ей противника, некоего Персея, с которым она сразится в отдельном поединке. Он избрал отважного и сильного гладиатора, но не настолько, чтобы убить ее слишком быстро и тем самым лишить его удовольствия, которое он уже предвкушает.
— Персей? — воскликнул Диокл. — Я знаю этого человека. Он — свободный гладиатор и часто выходит в город. Ему можно устроить засаду где-нибудь в темном переулке и избить так, что он не выйдет на арену.
— Ну и что это даст? Домициан просто найдет другого, который выполнит то, что от него потребуют. Кроме того, я не хочу калечить или убивать невинного человека.
На тропинке, посыпанной гравием, появились два садовника. Они приближались к Марку и Диоклу, толкая перед собой тачку, в которой лежали ножницы для обрезания декоративного кустарника. Диокл рассерженно махнул им, прогоняя прочь, однако Марк Юлиан спокойным жестом, от которого отдавало патрицианской ленью и надменностью, разрешил садовникам идти дальше. Затем он отошел чуть подальше, оставив садовников вне пределов слышимости. Диокл, слегка раздосадованный, последовал за ним. Он подумал, что только Марк Юлиан способен так осторожничать при обсуждении важных дел.
— Однако больше всего меня беспокоит то, что он пронюхал о наших взаимоотношениях с Аурианой, — тихим голосом продолжал Марк Юлиан. — Прошлым вечером, не сводя с меня своих блеклых прокураторских глаз, он сказал примерно следующее: «Ты мне кого-то напоминаешь… женщину… эту варварскую Медузу». Затем он помолчал немного и добавил: «Что я сделал с ней? Я поместил ее не туда… У тебя точно такой же высокомерно-невинный вид».
— Это похоже на замаскированную угрозу, клянусь очами Харона, — заметил Диокл. — Ты всегда был осторожен. Я не пойму, как он мог заподозрить тебя в связи с ней? Это невероятно, сверхъестественно! Ну, конечно же, Юнилла! Ей все известно, ведь это она купила на аукционе коня Аурианы! Вне всякого сомнения, она выложила свои подозрения Домициану. Ей это доставило огромное удовольствие! Теперь ты — конченый человек.
— Не смотри на меня такими глазами! К счастью, чем больше она наслаждается, тем больше делает ошибок. А следующий ход за мной.
Диокл вздрогнул и посмотрел по сторонам.
— Я уже знаю, что ты собираешься предпринять и хочу сразу сказать — тоска по Ауриане лишает тебя разума.
— Но почему я должен отказываться от помощи единственной женщины, которая может выручить нас и которая, в чем я совершенно уверен, хочет того же, что и мы. Если только мне удастся преодолеть страх и признаться в этом.
— Я так и знал! — Диокл драматически взялся обеими руками за голову. — Только не императрица!
Он стоял, слегка расставив ноги и так энергично качая головой, что Марк Юлиан невольно сравнил своего слугу с упрямым ослом.
— Она ведь совершенно непредсказуема! Вместо мозгов у нее перья. Вдобавок к ней невозможно проникнуть, ее покои охраняются словно гарем где-нибудь на востоке.
Но Марк Юлиан едва ли слышал его. Его взгляд, пристальный и свирепый, как у ястреба, готового камнем упасть на добычу, был устремлен вперед, где среди множества жилых зданий, крытых красной черепицей, возвышался Колизей, словно своеобразный страж всех этих темных улиц и переулков, позолоченных куполов храмов и всего прочего. С такого расстояния амфитеатр выглядел как огромный обрубок колонны, которая когда-то поднималась выше небес. Лучи заходящего солнца окрасили все это гигантское сооружение в розовый цвет, что напомнило Марку о крови многих тысяч людей и животных, пролитой здесь. Это чудовище, казалось, оскалило пасть и злобно смеялось над ним. Это пожиравшее людей дитя Веспасиана находилось за пределами любой здравой мысли, а каждое погибшее здесь человеческое существо делало его все более сильным и свирепым. Знакомые с детства ряды колонн походили на оскаленные зубы, готовые сожрать Ауриану.
13 
