очень нудно 
187 
«Теперь я для него бог Он нуждается во мне больше, чем в бессмертных Парках, ведь только я могу прекратить его страдания».
После двадцати ударов Домициан дал палачу команду остановиться. Ему на память пришел вопрос, который он хотел задать своему бывшему советнику. Нужно было спешить, пока жизнь еще теплилась в Марке Юлиане. Палач опустил плетку, и тело жертвы бессильно повисло на цепях, похожее на разделанную тушу барана или теленка.
— Подлец и предатель по имени Бато получил заслуженную кару. В каких отношениях ты с ним состоял? Почему ты пустился на обман, чтобы спасти его от допроса? — негромко, но требовательно спросил Домициан.
Марку Юлиану казалось, что его грудь и горло вот-вот лопнут от усилий, прикладываемых, чтобы не закричать от боли. Какое-то время он совершенно не мог пошевелить языком, как ни старался. Вся спина горела нестерпимым огнем. Боль пронзила все его тело, утопив в потоке расплавленной лавы. Она пульсировала судорожными толчками, то ослабляя хватку, то усиливая. Домициану пришлось повторить вопрос. Марк Юлиан подумал, что это был не голос, а железная спица, которой палач пытался проткнуть его барабанные перепонки.
— Этот человек, Бато, — удалось наконец Марку Юлиану выдавить из себя несколько слов свистящим шепотом, — знал о заговоре… против тебя… который не должны были преждевременно раскрыть…
— Так ты знал обо всем этом? Ты — бесстыжий лицемер!
— Перестань, ты сам ожидал, что я когда-нибудь предам тебя… Ты ожидаешь этого от каждого, кто служит тебе. И чем старательнее и вернее они служат, тем больше ты их подозреваешь.
— Как только у тебя хватает совести смотреть мне в глаза!
— На тебя нелегко смотреть… поверь мне… Бато пришел ко мне одолжить денег и посоветоваться, я дал ему и то, и другое. Я знал, что у него нет сил вынести пытку… поэтому я вызвался на допрос вместо него… и это все, что ты узнаешь, чудовище… Ты никогда не узнаешь их плана… Я скорее откушу себе язык и выплюну тебе в лицо!
Домициан, затрясся в тихом, злобном смехе.
— Ну что ж, пусть твой язык останется в целости и сохранности! Сейчас я сам назову тебе их. Парфений… Стефаний… Сатур… Клодианий… а также некий гладиатор по кличке Циклоп.
Домициан расставлял между словами долгие паузы, словно смаковал их, наблюдая, как с каждым разом возрастает отчаяние в глазах Марка Юлиана.
— Итак, как видишь, твой маленький заговор раскрыт. Все эти люди уже закованы в цепи, и мне очень жаль, что ты совершенно зря принес себя в жертву.
Марк Юлиан молчал и не двигался. Сейчас главной его задачей было убедить Домициана в том, что теперь он находится в абсолютной безопасности.
— Твоя бездарность просто поражает меня, Марк Аррий Юлиан. Ты знаешь, я всегда думал, что если когда-нибудь тебе вздумается устроить против меня заговор, то мне нужно заранее одевать саван. Советник, разучившийся хитрить и изворачиваться, похож на слишком растолстевшую любовницу, не так ли?
Марк Юлиан лихорадочно размышлял: «Почему он не уходит? Он презирает меня, он победил, так что же ему нужно? О, Немезида!»
Он сделал последнюю попытку.
— Как бы я ни ненавидел тебя, отродье Нерона, — прошептал Марк Юлиан, — все же… на свете есть еще один человек, который испытывает к тебе гораздо большую неприязнь.
Домициан приблизил к нему свое лицо, перекосившееся от жгучего желания немедленно вырвать из горла жертвы признание, причем если понадобится, вместе с языком.
— Кто? Ты, грязная тварь, блюющая софистикой! Петроний? Норбаний? Этот не способный стоять на ногах, старый дурак Нерва? Говори мне! Тебе уже теперь все равно!
— Ты слишком забегаешь вперед, не утомляй себя.
— Зачем я трачу время с сумасшедшим? Ни один человек не будет презирать и ненавидеть самого себя. Это противно законам природы. Я запрещаю тебе даже думать об этом.
— Это довольно любопытное явление, но оно случается иногда. Несмотря на то, что ты сидишь на самом высоком троне в мире, то, что тебе видится в зеркале, когда ты смотришь на самого себя — это грязный, отвратительный, полубезграмотный бродяга, помесь воришки и раба. Твое невежество преследует тебя как чума. Ты принялся убивать людей, чтобы те, кто превосходит тебя многократно во всех отношениях, стали уважать тебя, однако к своему несчастью ты обнаружил, что это еще больше укрепило их веру в правильность оценки твоих способностей, данной твоим отцом: ты годишься лишь в погонщики мулов, не более того.
187 
