197 
Лицо Петрония постепенно начало расплываться в улыбке.
— Это безумная идея, и настроение толпы непредсказуемо, но что делать? Попробуем.
Нерва подтянулся на руках из ямы, где он прятался, и с опаской осмотрелся вокруг. Его носилки были подожжены, а то, что не успел уничтожить огонь, было разграблено. Ручки носилок были отломлены, чтобы использовать их в качестве дубинок. Подушки и документы валялись на мостовой. Один из каппадокийцев был убит и лежал поблизости. Его проткнули насквозь ручкой от носилок. Остальные носильщики, скорее всего, разбежались. Его тога выглядела так, словно ею подметали улицу. Толпа по какой-то неизвестной причине потихоньку редела, откатываясь назад и оставляя за собой перевернутые повозки, горы перебитых черепков и его самого среди этих обломков. Кто или что побудило их уйти отсюда? Однако времени раздумывать над этим у Нервы не было, и он поспешил воспользоваться представившимся случаем.
Его глаза постоянно слезились и плохо видели. Желудок корчился в болезненных спазмах. Из криков толпы Нерва понял, что Домициан уже мертв. Ему нужно было спешить. Он распустил тогу и набросил часть ее себе на голову, чтобы скрыть свою внешность. Ему было стыдно показаться среди этих людей, которые с обожанием выкрикивали его имя, и выглядеть при этом как старьевщик. Он покопался в остатках носилок и к своему великому облегчению обнаружил там папирус с текстом речи, которую ему предстояло произнести в Сенате. Этот документ уцелел просто чудом.
По пути Нерва чуть приостановился у уличного фонтанчика, собираясь вымыть лицо и волосы на голове, густо заляпанные грязью, но потом передумал. Он не мог рисковать и терять время. Остается надеяться, что его коллеги не утратили чувство юмора.
«А может быть, мне следует ввести новую моду? Пусть молодые бездельники-аристократы начнут покрывать грязью свои волосы перед тем, как отправляться в свои ночные похождения. Ведь многие странные обычаи зарождались на пустяках!»
Всю ночь и весь следующий день в городе праздновали победу над тираном. На каждой улице и площади люди ставили лестницы к позолоченным статуям Домициана и, обвязав их веревками, валили их на землю. Та же участь постигла и мемориальные доски с его изображением. Имя Императора, где бы оно ни было высечено, вырубалось молотками.
Одна из статуй по недосмотру скульпторов носила особенно гротескный характер. Бунтовщики водрузили ее на тележку и специально возили по улицам Рима, а жители, высыпавшие из домов, закидывали ее грязью.
Накануне второго дня на ступенях курии появился герольд, известивший граждан о постановлениях, принятых Сенатом после смерти Домициана. Как только Нерва благополучно вступил на престол, сенаторы дали волю своему гневу, обрушиваясь на Домициана и его правление в своих выступлениях. Сначала они приняли акт о проклятии памяти Домициана на века. Его имя не должно было упоминаться в официальных документах и подлежало полному забвению. Был отдан приказ стереть его имя, красовавшееся на многих зданиях по всей Империи и разрушить все памятники, воздвигнутые в его честь во всех городах от Британии до Египта. Все акты и законы его правления были отменены Месяц, который он переименовал в «домицианий», снова стал октябрем. Сенат и весь народ должны были вести себя так, как будто Домициана никогда не было.
В своей первой речи после восшествия на престол, Нерва клятвенно обещал Сенату и народу, что времена кровавого деспотизма миновали безвозвратно. В его правление ни один сенатор не будет казнен. Вся собственность, конфискованная Домицианом, будет возвращена прежним владельцам. Все лица, отправленные в ссылку, смогут беспрепятственно вернуться домой Были объявлены амнистии, и ворота тюрем распахнулись. Нерва пообещал, что впредь ни один закон не будет принят без предварительной консультации с Сенатом и что он впредь не допустит обожествления своей персоны при жизни. Больше никто не будет обращаться к нему как к повелителю и богу.
* * *
Многим удалось дожить до конца своих дней в покое и довольстве. Домиция Лонгина продолжала как ни в чем ни бывало жить еще в течение тридцати лет в своих покоях дворца Флавиев, занимаясь своей библиотекой и общаясь с литераторами. Она так и не вышла больше замуж. Вместо этого она предпочитала пользоваться услугами все более молодых любовников, которых было предостаточно на театральных подмостках. Ее никогда не покидало восхищение обретенной свободой, казавшейся когда-то немыслимой. Кариний, достигнув зрелого возраста, стал ее главным камердинером. Вейенто удалось избежать заслуженной кары за свою долгую карьеру, в течение которой он преследовал и уничтожал неповинных. Из-за него Нерва подвергся жестокой критике за недостаточную жесткость в этом вопросе. Но уже тот факт, что печально известный палач и доносчик был удален из общественной жизни, успокоил население. Вейенто не осмелился остаться в Риме, опасаясь мести родственников замученных им жертв. Через месяц он тайно перебрался на свою виллу в Пранесте, где и жил долгое время в безвестности и страхе.
197 
