очень нудно 
50 
— Но и она не по своей воле очутилась здесь. Это чудовищно. Рабство позорно само по себе, но хотя бы поручите ей работу, которую она может выполнять не рискуя своей жизнью! Помоги ей!
— Хватит об этом! — обозлившись на Ауриану, которая повернулась к нему спиной и закрыла глаза, Эрато топнул по песку ногой, отчего поднялась туча пыли. — Не забывай, где ты находишься! Покорись судьбе ты, дурочка! Большего не может сделать никто, ни мужчина, ни женщина. И никогда не говори со мной об этом!
Ауриане стало ясно, что он не пойдет ни на какие уступки. Хотя он и казался королем в своем королевстве, в действительности был орудием в руках куда более могущественных людей. Это означало, что ей придется искать иные пути.
Когда Эрато увидел в глазах Аурианы осмысленное выражение, пришедшее на смену безумной ярости, его гнев улетучился.
— Ауриана! — произнес он с паузой, и в его голосе невольно прозвучало восхищение. — Когда ты швырнула меня на песок… Как могла ты угадать мои движения? Ведь не знала же ты их заранее?
— Я наблюдала за тобой.
— Ты наблюдала за мной? И за чем же ты наблюдала?
— За твоими жестами, глазами, руками. Я не знаю, как это выразить словами. Даже твой гнев рассказал мне о многом. И… на меня нашло какое-то прозрение.
— Что это? Колдовство? Волшебство? Второе видение?
Она нахмурилась.
— Нет. Знание. Знание, которое дает мне все.
— Говорю тебе, мне это не нравится.
— Но оно не всегда приходит ко мне. Я не могу призвать его сама.
— С меня и одного раза хватит. В такие вещи я не верю! — сказал Эрато, тайно изобразив пальцами знак, защищающий от сглаза. — То, что ты сделала, просто невероятно. Все это требует объяснения. Сейчас мы с тобой воспроизведем наш поединок заново, шаг за шагом, и ты покажешь мне в точности то, что ты делала.
«Клянусь глазами Харона, после этого вечера я ни за что не возьмусь определить границы возможностей этого странного существа».
Следующим вечером, когда Ауриана находилась в столовой, ее внимание привлек один невольник, работавший на кухне. Через полуоткрытую дверь было видно, как он крошил лук. Этот человек и раньше попадался ей на глаза, но теперь он вызвал у Аурианы особый интерес. Его прекрасно сложенное тело с развитой мускулатурой страдало одним серьезным недостатком — у него было повреждено колено. Он выглядел на кухне чужеродным телом. Большую часть кухонных служителей составляли стройные, гибкие сирийские юноши или девушки.
Ауриана пересела со своего места к Целадону.
— Что случилось с этим человеком? — спросила она его. — Ты знаешь о нем хоть что-нибудь?
Целадон проследил за ее взглядом и добродушно усмехнулся.
— Бьюсь об заклад, что в твоих жилах течет греческая кровь! Мне еще ни разу не доводилось видеть столь любопытных варваров. Этого невольника зовут Пилат. Ему здорово повезло. Еще новичком он получил это ранение в первой же схватке и теперь никогда не сможет ходить. Не говоря уже об участии в схватках. И слезы он проливает только от лука.
Рассказ удивил Ауриану сверх всякой меры. Стражники все время твердили им о том, что таких бедолаг бросают на съедение зверям. Однако Ауриане не очень-то верилось в эти россказни, ведь римляне очень практичны. Зачем им терять лишнюю пару рабочих рук?
— Ауриана! — сказал Целадон, придвинувшись к ней поближе. — У тебя на уме что-то есть. Пусть божественная Диана поможет тебе в этом, но ты должна действовать очень осторожно.
Слабой улыбкой Ауриана подтвердила справедливость догадки Целадона. Затем она перевела взгляд на Сунию, неподвижно сидящую перед столом и не притрагивающуюся к еде. Ее впалые щеки и глаза, полные предсмертной тоски, производили особенно удручающее впечатление.
«Суния, — мысленно спросила ее Ауриана, — тебе понравилось бы работать на кухне?»
Наконец-то Фрия подсказала ей выход из тупика.
* * *
Город готовился принять долгожданные Игры в свои объятия, подобные тем, которыми обмениваются соскучившиеся любовники. Первое, что приходило людям в голову, неважно, где они провели ночь — между жаровней и ночным горшком или в роскошных мраморных залах, где веяло благодатной прохладой от рассыпающих свои брызги фонтанов, было: «Сколько дней еще осталось до открытия Игр?»
На протяжении жизни многих поколений простые граждане Рима не были допущены до решения вопросов государственной важности, а их религия постепенно мумифицировалась в сухие, невыразительные ритуалы, которые больше не зажигали страстью людские сердца. Ученые-философы предрекли, что Колизей неизбежно станет главным храмом изверившихся во всем римлян, а за судьбами гладиаторов на арене будут наблюдать с куда большим интересом, чем за возвышением и гибелью народов. На улицах и в тавернах о войне с Дакией разговаривали довольно редко и почти безучастно. Римляне считали, что пусть Домициан тешится себе новой войной, лишь бы варвары не хлынули через границы и не разграбили римские города. Даже промахи Императора в экономике, какими бы грубыми они ни были, не шли ни в какое сравнение с предстоящим зрелищем, когда их кумиры Аристос, Гиперион из Капуи и Южный Зверь будут изо всех сил пытаться перерезать друг другу глотки.
50 
