16 
Она огляделась вокруг почти с отчаянием. Берите его, он ваш, хотелось ей крикнуть на весь зал. Берите — но будьте осторожны. На вид он бесподобен, однако на самом деле смертельно опасен и бессердечен, как ледяная статуя.
Ничего она, конечно же, не закричала. Вместо этого подняла голову и уставилась прямо в синие холодные глаза, снова и снова пытаясь выиграть схватку, в которой заранее была обречена на поражение. Это был единственно возможный способ общения с этим человеком. Малейшая слабость — и он переступит через вас, как через кучку мусора.
— Развлекаешься, граф?
— Отнюдь. Терпеливо жду указаний.
— Терпение — не в твоем стиле. Хочу уточнить насчет развода.
— Нечего уточнять. Работа — потом оплата.
— А аванс?
— Как ты себе его представляешь? Я должен встать на колени посреди ресторана и поклясться святым Франциском, что разведусь с тобой? Это противоречит канонам католической церкви.
— Не помню, чтобы ты был особенно религиозен.
— Да и ты не страдала богобоязненностью, так что подобная клятва была бы пустым сотрясением воздуха. Джу, все уже решено, ты здесь, завтракаешь со мной, и так будет продолжаться до тех пор, пока я не сочту, что работа выполнена.
— Иными словами, пока ты не выкупишь у Спардзано остров?
— Серж посвятил тебя в детали? Хорошо. Значит, ты в курсе, что я не отступлю.
— О да. Это я знаю и без Сержа.
Она говорила, а сама не могла отвести глаз от его лица и шеи. Слишком хорошо ей было известно, что скрывается под тонким шерстяным пуловером и идеально отглаженными темными брюками. Могучее, смуглое тело, способное сводить с ума, дарить блаженство, горячее и желанное…
— Алло! Джу! Вернись! У тебя такой вид, точно ты собираешься вцепиться в меня прямо здесь и начать срывать с меня одежду. Кстати, твои вещи привезут через полчаса. За ними уже поехали.
Она мгновенно пришла в себя и яростно прошипела:
— Что еще за новости?! Ты хочешь сказать, что в мое отсутствие твои ротвейлеры рылись в моих…
— Если ты о трусиках и лифчиках, то не волнуйся. Пит женат уже пять лет и не страдает фетишизмом. Он не будет их прятать на груди, просто сложит все в чемодан и привезет сюда.
— Какого черта!
— Тебе забронирован номер на моем этаже.
— Я не хочу жить в гостинице. Алессандро погрозил ей пальцем
— Ты прекрасно знаешь, что ничего необычного в этом нет. Тебе предстоит заниматься мной интенсивно и подробно, глупо тратить время на поездки до дома и обратно. Номер у тебя отдельный, к тому же, уж прости, он будет побольше твоей квартиры. Что ж Рендер тебе не купил квартиру получше? Не заслужила?
— Я сама ее оплачиваю, к твоему сведению. И живу так, как мне нравится.
Синие глаза опасно потеплели, а в голосе появились бархатистые нотки.
— Ты меня извини, конечно, но ТЕБЕ не может нравиться ТАКАЯ квартира. У тебя совсем другой темперамент. Я лично вижу тебя среди ковров. На медвежьей шкуре. Большие окна во всю стену, зимний сад…
— Что ты несешь?
— Фантазирую. Это куда невиннее, чем хватать тебя за коленки на глазах у всех. Так вот: огромная комната, вся в коврах и шкурах. Низкая тахта, черное шелковое постельное белье. Ты же любишь спать голой?
— Алессандро…
— И ходить по квартире голышом тоже любишь. В твоей комнатушке это невозможно, потому что напротив многоквартирный дом, где наверняка полно извращенцев. В пентхаус, Джу! Давай вместо развода я тебе заплачу много денег, и ты переедешь в пентхаус? Кстати, зачем тебе вообще развод? Именно сейчас, после восьми лет молчания?
— Я просто не вспоминала о нашем браке. Он был таким коротким…
— Ты правду говоришь?
— Конечно!
Она сопротивлялась из последних сил, потому что синие глаза уже зажгли в ней темный и непобедимый огонь, все тело едва не сводило сладкой судорогой, пальцы под столом впились в скатерть, нещадно комкая ее…
— А как насчет нашего секса, Джу? Об этом ты тоже не вспоминаешь?
— Нет!
— А почему ты дрожишь? И откуда этот румянец? Все рыжие — бесстыжие…
— Алессандро…
— И зачем нам врать друг другу? Ты — бессовестная шлюха, я — бессердечный бабник. Давай посмотрим правде в глаза и скажем честно: да, мы ненавидим друг друга за то, что сделали восемь лет назад, но одновременно хотим друг друга, хотим так, что ты едва можешь усидеть на месте, а я…
— Что ты?
16 
