106 
- Да при чем тут хотел или не хотел? Я взял на себя ответственность, все остальное уже неважно! Но ты, ты.. Черт тебя раздери, послушай, что ты мелешь? Говоришь так, будто мои дети для тебя - чудовищное наказание. Как ты после этого себя матерью называешь?
- Какого черта, Маркус, ты несешь?
- Ты сказала, что наш сын - это ошибка!
- Господи Иисусе, нет же..я...
- И я так полагаю, что и Диана – это тоже очередная ошибка!
- Остановись, Маркус, прекрати! Я люблю своих детей!
- А ты в этом уверенна?
Слезы текли у нее по щекам, она лихорадочно качала головой. У меня же перед глазами стояла пелена, я не мог остановиться, ярость и боль сметали все на своем пути.
- Не переворачивай все с ног на голову, Маркус! Как ты можешь так говорить!
- А как ты можешь кричать, что ненавидишь меня? Как? – заорал я, ударяя кулаком по стене рядом с ее лицом, она тут же инстинктивно закрыла его руками, захлебываясь рыданиями, подхлестывая меня. Такой агонизирующей боли я не чувствовал никогда, я не замечал пот и слезы, которые застилали глаза, меня накрыло с головой и не было спасения. Я схватил ее за руки, которые она прижимала к себе и отнял их, встряхивая ее. Смотрел в ее заплаканное лицо и кричал, надрывая связки, а она заикалась от рыданий... - Смотри мне в глаза. Смотри и отвечай! Какого...какого черта ты делаешь у меня в доме, если ты меня ненавидишь?! Какого черта ты замужем за мной? Какого черта ты рожала от меня детей, если я тебе так отвратителен!
Она молчала, я же оттолкнул ее к стене и ткнув пальцем, дрожащим голосом закончил:
- Слушай меня, такой мрази я не встречал в своей жизни никогда. Ты гребаная лицемерка и псих, затрах*нный собственными страхами и комплексами, и мне тебя искренне жаль, но меня можно пожалеть вдвойне, потому что любить такое ничтожество, как ты – это адское наказание. Что ты смотришь так на меня? Ты ведь ждала этого! Ты ведь мечтала сказать самой себе: "Я так и знала, я была права - дерьмо из него обязательно полезет". Давай, радуйся и ненавидь меня. Поверь, тебе будет за что, если ты еще раз, еще хоть один раз заикнешься об этом!
- Маркус...
- Заткнись! Ты уже достаточно на сегодня сказала, да и на всю жизнь тоже. Я ни в чем перед тобой не виноват. Анна, свои грехи я искупил с лихвой, если ты об этом забыла. Я пытался изо всех сил наладить нашу жизнь, но тебе этого было не нужно. Знаешь...
Я замолчал, она тоже замерла, только слезы продолжали катиться по ее щекам.
- Лучше бы ты сдохла, и я никогда бы не знал, что ты из себя представляешь. - шепотом закончил я, вбив последний гвоздь в гроб наших отношениях.
Она же зажав рот ладонью, выскочила из гостиной. Стук каблуков эхом отозвался в коридоре. Обхватив голову, я бегал взад вперед, задыхаясь. Эмоции бурлили, словно вода под крышкой нагретой кастрюли, и больше не сдерживаясь, я обрушился на мебель, пиная стулья, ломая их, разбивая вазы, какие-то побрякушки, я наносил удары по стене, пока кулаки не превратились в кровавое месиво. Меня трясло так, что мне казалось, будто я умираю, воздуха не хватало, и я шумно дышал, чтобы не скатиться до истерики. Я размазывал по лицу кровь и слезы, не зная, чем унять внутренний огонь, а в голове крутился лишь один вопрос - как теперь жить?
Глава 13
«Пускай ты выпита другим,
Но мне осталось, мне осталось
Твоих волос стеклянный дым
И глаз осенняя усталость.»
Из стихотворения С. А. Есенина.
- Начинается посадка на рейс Новосибирск - Горно-Алтайск. - раздался голос диспетчера.
Аня вздрогнула и огляделась сонным взглядом, поправила темные очки и медленно поднялась, потягиваясь всем телом. Восемь часов перелетов давали о себе знать. Голова гудела и кружилась, веки налились свинцовой тяжестью, а глаза щипало. Аня боялась взглянуть на себя в зеркало, зная, что увидит там распухшее от слез лицо. Всю ночь она не могла успокоиться, даже таблетки не помогали. Впрочем, в последнее время они напротив возбуждали ее нервную систему, но соскочить было уже трудно, потому что каждый день требовал от нее небывалой выдержки, дабы не сорваться. Силы появлялись после очередной дозы, точнее, она ингибировала негативные эмоции, и становилось легче. Сейчас же было гадко, словно Аня всю ночь выделывала неприличные вещи. Ответ на вопрос - как она оказалась в Новосибирске, был известен одному Богу. Когда она уезжала из Лондона в голове крутились лишь последние слова Маркуса – «лучше бы ты сдохла», эмоции захлестывали, а истерика только усиливалась, времени, чтобы сесть и подумать, не было. Да и о чем думать? Аня знала только, что не хочет сейчас находиться с мужем даже в одном городе. Слишком стыдно, слишком больно и невозможно ничего изменить. Хотелось спрятаться, убежать от собственной глупости, жестокости, но ведь от себя не убежишь. Ночь прошла в бестолковых терзаниях и сожалении. Странное было чувство, словно она увидела себя на фото, которое сделали, пока она спала. И вроде бы ее лицо, но так не похожее на то, которое привыкла видеть в зеркале, а ведь это тоже она. Что произошло и почему, Аня не понимала. Она ведь ждала от Маркуса эти три простых слова: «Давай, все обсудим». Ждала, очень долго ждала. Весь месяц молчала, наблюдала, думала о нем, о себе, о них. Она закрыла глаза на журналистку, следы помады на его рубашке и на то, что это означает, проглотила его жестокие слова. Аня сделала вид, что не было в их жизни того вечера, когда Маркус вернулся пьяный и кинул ей в лицо: «Моя девочка. Надо же, как я тебя выдрессировал». О, это было так ... Двумя предложениями она стер два года раскаянья. Но она убеждала себя, что это сказано на эмоциях. Аня не могла поверить, что все эти годы Маркус просто делал вид, что раскаивается, хотя из этих уничижительных, в высшей степени уродских, пропитанных ядом презрения слов можно сделать только такой вывод. Но она его не делала, она ждала объяснений, создавая условия, чтобы поговорить спокойно. Аня не игнорировала мужа, вежливо отвечала на все его вопросы, с надеждой ожидая от него встречного шага, но он его не делал. Маркуса устраивал подобный поворот в их отношениях, он был рад продолжать игру в безразличие, не понимая, как тяжело она дается ей. Хотелось плюнуть на все и самой разрядить обстановку, но обида и гордость не позволяли этого сделать. Почему она все время должна жертвовать своим «я» в этом браке? Вот так и начался бег по кругу - она ему спокойную жизнь и возможность все исправить, а он клал на ее потуги, словно так и должно быть. Аня смотрела на своего мужа и диву давалась - издевается он что ли над ней или правда думает, что это нормально? В душе с каждым днем росло негодование и злость, но она терпела, надеясь, что Маркуса наконец-то пробьет от этой приторно сладкой любезности с ее стороны. И наверно, так бы продолжалось еще очень долго, и, возможно, она бы привыкла. Ситуация в общем-то походила на извечную семейную проблему, когда женщина готовит, стирает, убирает и прочее, и вроде бы ей не в тягость ради любимого-то человека, но все же, ждет благодарности или хоть какого-то слова со стороны мужчины, что он видит и ценит, но обычно все заканчивается разочарованием и принятием ситуации, где муж ее заботу воспринимает как само собой разумеющееся. Кто-то скажет: "Ну это же естественно, так и должно быть, у каждого свои обязанности". Верно, только почему-то когда мужчина ударит себя в грудь и скажет - "Я тебя содержу", женщина сразу же сдается, но стоит только ей заикнуться о том, что она ведет хозяйство, как в ответ получает снисходительный смех и заверения, что это такие мелочи. И тогда женщина отступает и принимает мужское пренебрежение, спор быстро забывается и жизнь едет по накатанной дороге. Вот оно проявление женщины, как хранительницы семейного очага, уступать мужчине – есть женская мудрость. Аня не уступила и пожинает теперь плоды своей глупости, но как же ее взбесили его претензии, будто это он вот уже четыре месяца ждет от нее доверия. Захотелось вылить на него все, что накопилось, стереть с лица этого мужчины безмятежность и уверенность. Только в какой-то момент Аня перестала контролировать себя, жажда пробить стену безразличия, превратилась в жажду сделать больнее, сделать так, чтобы он ответил ей за каждое унижение, за пренебрежение и да, за то, что она любила его, несмотря ни на что, что делало ее положение еще более унизительным. Сознание играло с ней, освещая каждую рану. Аня словно сама себе доказывала, крича, что не любит Маркуса, что плевать ей на его измены. Хотя это ранило, ох, как ранило! Но ему она хотела показать, что он больше для нее не существует, что у него больше нет над ней никакой власти, и «выдрессировать» он ее не сможет. Только ответная реакция повергла в шок, цунами обрушилась на нее. Увидеть любимого человека раненного, растерянного и повергнутого в пучину боли твоими действиями, пожалуй, одно из болезненных потрясений. Аня растерялась, перед ней был Маркус с обнаженной душой, беззащитный в своих чувствах к ней. Она видела в нем собственное отражение, приходя с каждой секундой в ужас от той стены непонимания, которую они воздвигли общими усилиями. И ведь зачастую люди живут так, вроде бы любят друг друга, а у них ничего не получается. Все хотят, чтобы любовь была праздником. Пришел, порадовался и ушел. Мало кто понимает, что брак - это ежедневный труд без выходных и отпусков. Вот и они хотели, чтобы все проблемы решились сами собой, но так в жизни не бывает. Теперь же платят за свою беспечность.
106 
