-Смысл в том мисс Войт, что не было бы этих зверенышей и их глумления, ничего бы из меня не получилось, я был бы посредственностью. Они же всколыхнули во мне такое желание доказать что я лучший, что порой, мне казалось, если ничего не получится, то лучше удавиться. Но к чему я все это, а к тому, что недавно я стал свидетелем того, как мой сын измывался точно также над одним мальчонкой. В ту минуту я просто озверел, я не мог поверить, что воспитал нечто подобное тому, что всегда презирал. Я был так разочарован, прежде всего, в себе, что где-то упустил и не заметил эти уродские замашки. Последнее, что я помню о сыне это именно то, как я его отчитываю.-голос Маркуса сорвался, мужчина отвернулся, а Ким замерла. Безграничное горе, горечь, обреченность и безысходность прорвались, и девушка не могла сдержать слез. Она зажимала рот кулаком, чтобы он не услышал ее всхлипы. Но Маркус продолжал.
-А сейчас его нет! И честное слово плевать, плевать, кем бы он стал, каким бы человеком вырос, лишь бы только жил!
Ким не знала, что сказать. Да и она понимала, что ему не нужны ее слова утешения. Он просто хотел выговориться, просто хотел, чтобы его услышали. И она слушала, чувствуя, как какое-то чувство не подвластное ей расползается внутри нее по отношению к этому мужчине. Но в той бури, что горела у нее в груди, сложно было понять, что это. Понимание ли, сожаление, сострадание или что?
Она встала с дивана и подошла к напряженному мужчине, он стоял к ней спиной, а потом резко обернулся. Глаза его блестели, Ким смотрела в них, не отрываясь, а по ее щекам текли слезы, словно ее слезы- это его непролитые, она плакала вместо него. Маркус протянул ей салфетку и тихо прошептал, обдавая ее запахом бренди:
-Не пишите об этом!
-Даже если напишу, мне никто не поверит!- так же тихо ответила она, чтобы хоть как-то подбодрить его и себя. У нее получилось, его губы разжались и сложились в подобии улыбки.
-Спасибо! Я позвоню вам Ким, когда мы сможем вновь встретиться!
После он быстро вышел из кабинета. Ким только сейчас обнаружила, что все это время не дышала, а потому звучно вдохнула. Он назвал ее по имени, и возникло такое ощущение, словно перевернулась вся ее жизнь. Такого она еще не испытывала, и это очень пугало, до ужаса и паники. В кабинет вошла высокая женщина и сказала:
-Мистер Беркет сказал, что вы уезжаете. –женщина окинула ее недовольным и оценивающим взглядом. Ким вызывающе приподняла бровь, это только Маркус Беркет вводил ее в состояние коматоза, но у остальных этот номер не пройдет. Женщина стушевалась и поспешила проводить гостью. –Вас ждет шофер мистера Беркета, он вас отвезет .
-Передайте мистеру Беркету, что я очень благодарна.
-Хорошо! –буркнула Кэтрин, ей не нравилась эта разноглазая девица.
Кэтрин чувствовала, что она еще не раз здесь появится. Неизвестно, что сейчас будет между хозяевами, смерть ребенка- горе, которое может дать такую страшную трещину, что унесет с собой весь свет прежней жизни, всю радость и всю любовь, которая их соединяла: ведь сын и был воплощением и осуществлением этой любви. А эта девушка еще под руку подвернется их вспыльчивому хозяину и... все! Ой, не к добру! По глазам ее видела Кэтрин, что горят они возбужденно и с какой-то надеждой. Не к добру все это, не к добру!
» Глава 5
"Вернуть прошу на час назад
Всего на час, что сложного такого?
Я отменю поездку в ад
Верни его, верни живого
Кого прошу,о чём молюсь?
У времени отсрочек не бывает
Схожу с ума, людей боюсь
Душа разбитая, страдает
Как матери принять судьбу?
Как дальше жить ей, при такой потере
И кто ответит почему?
Она живёт, когда мертва на самом деле?"
стихотворение от Глафирка.
Она не знала, сколько времени лежит и смотрит в одну точку. Она не могла точно сказать, в какой момент поняла, что очнулась. Вокруг суетились врачи и медсестры, но ей было все равно. Хотя в ее голове происходило нечто подобное. Сознание, словно золотоискатель, суетливо копалось своими торопливыми ручонками в памяти, пытаясь отыскать тот самый клад, который поможет понять, что происходит. Но он все время ускользал. Казалось еще чуть-чуть и вот она разгадка, но память, как легковерная кокетка всего лишь дразнила, а потом со смехом махала ручкой. Ослабленная и раздраженная, Анна все же не сдавалась. Проще конечно было спросить у этих людей, что мельтешили вокруг нее, создавая в глазах рябь, но она боялась. Чего? Наверное, боли. Ане казалось, что если она произнесет хотя бы звук, то физический дискомфорт, который заставлял морщиться, превратиться в мучительную лавину . Все это было на уровне неосознанных рефлексов, и сейчас у Анны не было сил идти против них, поэтому она продолжала лихорадочно вспоминать. Писк приборов и мелькание людей в белых халатах раздражали и возрождали ужас былого, тело покрывалось холодным потом, а пульс учащался от ужасающих образов и чувства, что подобное уже с ней происходило. Но даже кошмарное дежа вю отступало перед каким-то неосознанным страхом, рожденным той тайной, что хранила в себе предательница или же спасительница память, как спустя пару мгновений поняла Аня, потому что мозг намертво вцепился в картинку, которая всплыла где-то в уголке ее затуманенного сознания. Картинка завертелась, закрутилась и как снежный ком начала нарастать, снося на своем пути все, захлестывая, вызывая удушье и первобытный ужас. Панику внутри усиливали голоса врачей. С каждым мгновением Ане становилось все хуже и хуже, она уже ничего не слышала, кроме звона в ушах и душераздирающего крика Мегги, перед глазами был лишь летящий на огромной скорости грузовик. Физическая боль уступила место отчаянию. Аня металась, стонала, а главное, она искала. Она ловила воздух руками, пытаясь нащупать хрупкое тело своего малыша, но ничего не было, она зажмурилась, чтобы прогнать наваждение, но тогда страх сильнее накатывал, ибо она не знала, где сейчас ее муж и сын. Кто-то схватил ее за руки, кожи коснулся холодный кончик иглы, тело начало расслабляться, а сознание туманиться, но сквозь надвигающуюся пелену , Аня все же услышала тихий успокаивающий голос: