очень нудно 
45 
– Конечно, завела. Старушка из соседнего номера очень ценит мое общество.
– Старушка? Что, не нашлось кого помоложе? – смеялся он.
Владимир лежал рядом, и порой я еле сдерживалась от соблазна повернуть экран планшета в его сторону, просто чтобы посмотреть, что будет дальше.
– Как там Дашка?
– Дурит наша Дашка, – вздохнул Николай. – Приедешь и будешь с ней разбираться. Я решил все-таки отправить ее учиться в Германию. Нечего ей тут делать. Пусть набирается международного опыта.
– Ты решил? – хмыкнула я и бросила взгляд на Владимира.
Он нахмурился и покачал головой. Да, когда ты – неработающая жена, у тебя нет права голоса. Даже в вопросах, касающихся судьбы твоего ребенка.
– Оля, ты когда выезжаешь обратно? Завтра? Давай, хорош там прохлаждаться. Я уже замотался питаться пиццей. И вообще. Нам надо будет многое обсудить, когда ты вернешься.
– Обсудить? – Еще один взгляд на Владимира, теперь с оттенком паники.
Что нам обсуждать? Еще один уровень безопасности в нашем доме? Стеклянный купол с пуленепробиваемым покрытием? Вход в дом при условии сканирования сетчатки глаза?
– Да.
– Но что именно обсудить? Может, обсудим сейчас? – Я не хотела еще больших перемен. Я вообще не знала, чего хочу.
– Ты смеешься? Когда только ты поумнеешь? Никакие серьезные разговоры не ведутся по телефону, понимаешь? Могут ведь и прослушивать.
– Мы не по телефону. Мы по Skype! – бросила я зло.
– Еще лучше. Все. Мне надо идти. У меня еще есть дела. Ты мне пришли по эсэмэс номер твоего рейса, чтобы я тебя встречал. Правда, я, может быть, не смогу. Может быть, кого-то пришлю за тобой.
– В крайнем случае возьму такси, – хмыкнула я.
– Не обижайся. У меня тут кое-что происходит, так что я сам не знаю, где буду завтра и что буду делать. Кому-то, между прочим, надо и работать, – сказал он, и меня моментально охватило чувство бессилия. И дежавю. Родное болото манило обратно, и я, как заколдованная, шла на зов дудочки папы Нильса.
Владимир сжал мою руку. Я вздрогнула.
– Пока, Коля, – я нажала красную трубочку на экране. Желание говорить пропало.
Я сидела и молча смотрела на площадь под окном. Какая-то женщина так торопилась домой, что споткнулась и упала. Из сумки по брусчатке покатились ярко-оранжевые апельсины. Люди вокруг бросились их подбирать. Женщине было больно, она, наверное, вывихнула лодыжку. Я рассматривала все, что угодно, только бы не смотреть на выразительно молчащего Володю. Он встал с кресла, подошел ко мне, взял за подбородок и повернул к себе.
– Зачем тебе это надо? – спросил он, глядя мне прямо в глаза.
Я не стала отводить взгляд, и мы стояли и смотрели так, словно пытались уколоть друг друга силой мысли. Потом он склонился ко мне, прижал к себе, сорвал с меня платье – овладел мною с жадностью человека, который знает, что его время на исходе. Я тоже хотела его, это было сильнее меня. Мы не стали ничего больше обсуждать, предоставив нашим телам объясняться за нас. Нас ничего больше не связывало – только это, стремление быть вместе, физическое притяжение, силу которого я недооценивала всю жизнь. Мысль о том, что завтра я с головой окунусь в ту же самую серую рутину, и снова будут одинокие вечера, и снова будут упреки и страхи, – эта мысль заставляла меня леденеть, хотя моему телу было невыносимо жарко и тесно в объятиях Володи.
Утром мы молча пили кофе, сидя друг напротив друга, на разных сторонах стола, так, словно мы вежливые, хорошо воспитанные незнакомцы. Владимир был зол и невыносимо обходителен. Он принес мне завтрак в постель, круассан заботливо разрезан на две половинки, джем и масло открыты, нож лежит рядом.
– Я не знал, хочешь ли ты абрикосовый джем, так что не стал намазывать.
– Спасибо. – Желание есть пропадало от одного взгляда на этого красивого, обиженного мужчину. С подчеркнутой холодностью он уточнил, сыта ли я, не нужно ли мне что-то еще. Подал мне руку, чтобы помочь встать, но тут же отдернул ее и сделал вид, что что-то ищет в телефоне – что-то жутко важное и срочное. Избегал моего взгляда, пока я наконец не выдержала.
– Хорошо. Чего ты хочешь? – спросила я.
Он посмотрел на меня и отстранился.
– Я хочу пойти в номер, взять твои чемоданы и отвезти тебя в аэропорт. Не проси меня делать что-то больше, я ни на что не годен сейчас.
Он встал, с преувеличенной сосредоточенностью принялся копаться в своих вещах. Потом позвонил кому-то и минут десять что-то говорил по-немецки. Повесил трубку и сухо уточнил, готова ли я. Так было даже хуже. Я взяла его за руку и поймала его взгляд.
45 
