96 
Потом, по дороге домой, мы с Колей перемывали кости Сашенькиным друзьям, обсуждали Алинино будущее, как два самых заправских сплетника. Мы хохотали так, что даже таксист оборачивался и смотрел на нас неодобрительно. Дома мы принялись звонить Дашке, хотя у нее и была уже глубокая ночь. Все равно мы решили, что ей немедленно надо узнать, как мы с папой ее любим и как скучаем и какая она у нас умничка.
– Напились, что ли? – спросила нас умная деточка.
– Мы были на свадьбе тети Алины! – ответила я.
– Да иди ты? Дядя Сашенька женился? – изумилась Дашка.
– Представляешь! – рассмеялась я.
После разговора с Дашей мы еще посидели на улице, раскачивая садовые качели и рассматривая звездное небо над головой.
– Ну, что будем делать дальше? – спросил Николай, зевая.
– Скоро зима, – пробормотала я, закутываясь в плед.
– Это ничего. Зима – это тоже красиво, верно? Пойдем спать? – Николай взял меня за руку и поднялся.
– Тебе завтра рано вставать?
– Не то чтобы очень рано, но… в целом… – Он снова зевнул.
– Знаешь, что мы будем делать дальше? – спросила я его, положив голову ему на плечо. – С завтрашнего дня мы бросим пить и примемся бегать и делать зарядку.
– Иди ты! Не шутишь? И я тоже буду? – хмыкнул Николай.
– А как же. Ты первый и побежишь. Как миленький. А еще ты пойдешь сдавать анализы.
– Я? – вытаращился Николай. – И что это со мной случится, что я стану таким паинькой?
– Я уже даже позвонила в клинику, которую мне подруга посоветовала. Там есть отличный доктор, она мне дала его телефон, и я позвонила. Ее зовут Ангелина Дмитриевна.
– Ангелина Дмитриевна? И что она лечит?
– Геморрой! – рассмеялась я. – Она – акушер-гинеколог, Коля. Ты меня понимаешь? Понимаешь, о чем я говорю?
– Ты серьезно? – Николай подскочил на качелях так, что они жалобно заскрипели. – Ты это все сейчас серьезно говоришь? Ты это о чем – о том, о чем я подумал?
– А о чем ты подумал? – ехидно усмехнулась я. – В таком состоянии здоровья, как у нас с тобой сейчас, и думать не о чем. Сначала – полгода лечиться и все такое. А уже потом будем думать.
– Оля! Господи, Оля! – Он бросился ко мне, обнял, принялся целовать мое лицо. – Нет, ты серьезно? Ты согласна родить ребенка, да?
– Я не уверена, что у нас получится.
– Все получится, – сказал он, сжимая мою ладонь. – А ты, Оля, – самая лучшая, да!
– Это да. С этим не поспоришь, – согласилась я, смеясь. – Ну, так ты-то сам готов?
– Не то слово! Бегом от инфаркта! Понадобится – я буду еще и холодной водой обливаться.
– Возможно, что и понадобится, – серьезно кивнула я. – А ты как хотел, а?
– Ты знаешь, похоже, что я именно так и хотел, – добавил он после долгой паузы.
Мы замолчали и сели на нашу садовую лавочку. Мы сидели молча и смотрели на наш сад. Нам было о чем подумать. В наших головах в этот момент рождались примерно одни и те же мысли, одинаковые мечты – умилительные, в розово-голубых тонах, в рюшечках и цветочках. Или нет – я, скорее всего, ошибалась. Мужская душа – потемки, а голова – тем более. Кто его знает, как и о чем они думают?
Может, прямо сейчас Николай думает вообще об игрушечных машинках, в которые они будут играть вдвоем, о том, сколько все это будет нам стоить, о том, что уже завтра надо тогда начинать откладывать деньги в какой-нибудь специальный фонд на какой-нибудь специальный счет. Мужчины устроены по-другому, но в этом-то и самая прелесть. Ну, были бы они как мы – и что? Ужас! Красили бы ногти, рыдали бы по любому поводу и ни о чем серьезном не думали, пуская все на самотек и на милость кармы. До чего бы мы тогда договорились? Страшно подумать! Без мамонта бы точно все остались. К гадалке не ходи!
96 
