очень нудно 
35 
— А что это там огорожено?
— Это… лучше не спрашивай, — вздохнул мужик. — А если увидишь, объезжай. Охо-хо, грехи наши тяжкие…
Альбинос повел сендер, как объяснили, по дороге еще раз наткнулся на площадку, огороженную флажками. У канатов скучали трое монахов. Один встал навстречу сендеру и поднял руку — хотел махнуть, чтоб сворачивали, но, увидев, что Альб и сам уезжает, сел на место.
— Разин?
— М-м?
— Что это там, за флажками? Видал, монахи стерегут?
Разин не ответил.
Когда сендер остановился перед двухэтажным зданием, украшенным сверху странной трехгранной пирамидой, обтянутой шкурами ползунов, уже вечерело, и на крышу взобрался служитель гостиницы, чтобы запалить цветные фонарики. Альбинос вылез из машины, сделал пару наклонов, разминая затекшую спину. Разин надавил клаксон, фонарщик глянул вниз и помахал рукой. Он не стал спускаться, из двери гостиницы вышел другой, верзила с дубинкой в руке и с сонным выражением на заплывшем жиром лице.
— Чего трезвоните?
— На постой примете?
— А… щас отопру.
Верзила скрылся в доме и вскоре уже был во дворе — распахнул ворота. Альбинос сел за руль и въехал во двор. Вдоль внутренней стены были навесы для самоходов постояльцев, дальше — еще одни ворота, за ними мастерская, там на цепях, позвякивая, раскачивалась наполовину разобранная мотоциклетка, под ней возился бородатый мужик в замызганном фартуке и с руками по локоть в машинном масле. Другой, помоложе и такой же перемазанный, подавал ему инструменты. Еще дальше была конюшня и стойла для манисов.
Верзила запер ворота, подобрал прислоненную к забору дубинку и указал на дверь:
— Туды проходите, хозяйка у стойки. С ей сговоритесь насчет постоя. И пулемет разрядить не позабудьте. У нас с ентим строго, чтоб усё разрядить. И еще: на хозяйку не пяльтесь особо, что ли. Не любит она энтого. Не надо.
— Ясно. А что за красные флажки в Киеве? И монахи стерегут?
— Некрозные пятна тама. Орден их огораживает, чтоб заразу обходили.
— Некроз? В Киеве?
Охранник только вздохнул. Альбинос взял из багажника походные сумки, Разин снял с турели пулемет, и они зашагали через двор к двери. Рядом с крыльцом была конура, когда путники приблизились, из нее, лязгая цепью, выскочило лохматое существо и разразилось воем и лаем:
— Гав! Га-у-у! В-у-у!
Альбинос отпрыгнул, Разин скинул с плеча пулемет и, лязгнув затвором, прицелился.
— Стой! Не надо! Не стреляй! — заорал от ворот верзила.
Разин отступил на шаг и присмотрелся — перед ним корчился в грязи человек, невероятно худой, похожий на оживший скелет. Он был с ног до головы вывалян в грязи, на мослах болтались лохмотья, такие изодранные, что невозможно понять, чем они являлись в прошлой жизни, в прорехах виднелись синяки и ссадины, цепь тянулась за ошейником, и всякое движение одичавшего человека сопровождалось звоном.
— Гав! Гау-у-у-у! — вырывалось у него из горла.
Разин оттолкнул человека стволом, когда тот подобрался к нему совсем близко.
— И впрямь, стрелять не нужно, — заявил Альбинос. — Ты такого плевком убьешь, побереги патрон-то.
Привратник, тяжело топая сапожищами, подбежал и замахнулся дубиной.
— А ну, брысь!
Человек тут же заткнулся и, подбирая за собой волочащуюся цепь, пополз в конуру. Там затаился и притих. Верзила попросил:
— Вы уж не бейте его, ежели ночью по какой нужде выйти, а он облает. Это не мое дело, а хозяйкино, она не любит, когда его лупят. А так он не тронет, только шумит.
— Ну и порядочки, — произнес Разин, кладя пулемет на плечо.
— Уж такие. Хозяйка его бить не позволяет. Сама бьет, а другим не позволяет. В зале она, Картина. Обычно за стойкой торчит, сразу увидите, красная така из себя.
Дверь вела прямо в зал. Альбинос с Разиным прошли между столов, в зале было человек двадцать — сидели по двое, по трое, ели, пили, провожали вошедших ленивыми взглядами. Музыканты наигрывали что-то заунывное.
— Спокойно здесь, тихо, — заметил Альб. — Я думал, если при дверях такая собачка, в зале тоже что-то веселенькое.
— И хозяйка веселая, — Разин кивнул на стойку.
Альбинос посмотрел и мысленно согласился — тетка за стойкой была примечательная. Высокая, полная, в ярко-красном платье, ее фигура сразу привлекала внимание.
И лицо тоже. Лицо Картины было почти целиком скрыто гладко начесанными прядями, узкий просвет между локонов пересекали отчетливо заметные рубцы. Разин подошел к стойке, бухнул прикладом о пол, обхватив ручищами пулеметный ствол. Хозяйка едва глянула на него и уставилась на Альбиноса.
35 
