159 
– У меня впереди целая жизнь, чтобы заслужить твое прощение.
– Да, – выдохнула она. – Целая жизнь.
Николас посмотрел на светлеющее небо.
– Мы должны идти. Нужно рассказать матери обо всем, что я натворил. Кит, вне всякого сомнения, скоро вернется домой.
– Они ужасно рассердятся. И моя роль во всем этом вряд ли их обрадует.
– Ты должна пойти к Киту вместе со мной. Я буду бесстыдно нагл и скажу брату, что он должен дать нам небольшое поместье в благодарность за то, что ты спасла его жизнь.
Даглесс подняла голову. Рассвет разгорался все ярче. Она почти поверила, что все обойдется и они останутся вместе.
– Будем жить в хорошеньком маленьком домике, – мечтательно начала она. – Слуг у нас будет немного, человек пятьдесят, не больше. И у нас будут десятки детей. Люблю детишек! Мы дадим им хорошее образование и научим мыться каждый день. Может, мы даже сумеем изобрести смывной унитаз.
– Ты слишком часто моешься, – хмыкнул Николас. – Мои сыновья…
– Наши сыновья. Придется объяснить тебе, что такое женское равноправие.
Николас встал и обнял ее.
– А это объяснение долго продлится?
– Примерно четыреста лет, – вздохнула она.
– Тогда я дам тебе время.
– Да, – просияла она улыбкой. – Время. Теперь у нас есть все время, которое нам понадобится.
Он стал ее целовать, долго, безжалостно, крепко, почти исступленно, и, чуть отстранившись, прошептал:
– Навсегда. Я буду любить тебя сквозь время и расстояние.
Только секунду назад Даглесс была в его объятиях, сгорала под поцелуями… и в следующее мгновение очутилась в ашбертонской церкви и услышала звук пролетающего реактивного лайнера.
Глава 33
Даглесс не заплакала. То, что она ощущала в этот момент, было слишком глубоким, слишком сложным и проникновенным, чтобы плакать. Она сидела на полу в маленькой ашбертонской церкви, и за спиной у нее высилось мраморное надгробие Николаса. Невыносимо смотреть на него, невыносимо сознавать, что теплая плоть Николаса превратилась в холодный мрамор.
Она немного посидела, осматривая церковь. Совсем простая и бедная. Ни одного цветового пятна на стенах и потолке, и каменные полы выглядели голыми без соломенных подстилок. Правда, на первых рядах скамей кое-где лежали вышитые подушки, но теперь они выглядели аляповатыми и грубыми. Она привыкла к изысканному рукоделию женщин леди Маргарет.
Тут открылась дверь, и вошел викарий. Но Даглесс продолжала сидеть на полу.
– С вами все в порядке? – спросил он.
Сначала Даглесс не поняла его: произношение и акцент звучали странно и казались чужеземными.
– Сколько я здесь пробыла? – поинтересовалась она вместо ответа.
Викарий нахмурился. До чего же странная молодая женщина! Переходит улицу перед мчащимся автобусом. Настаивает, что была с мужчиной, которого никто из окружающих не видел. И вот теперь входит в церковь и преспокойно спрашивает, как долго тут сидит.
– Несколько минут, не больше, – заверил он.
Даглесс вымученно улыбнулась. Несколько минут. Целая жизнь в шестнадцатом веке, и оказывается, что она отсутствовала всего несколько минут.
Она попыталась встать, но ноги подкашивались, и викарию пришлось ей помочь.
– Может, вам следует пойти к доктору? – поколебавшись, предложил он.
«К психиатру?» – едва не осведомилась Даглесс. Если рассказать ее историю психиатру, что он сделает? Напишет книгу, из которой сделают фильм недели?
– Нет, все хорошо, – прошептала она. – Мне просто нужно вернуться в отель и…
И что? Что ей теперь делать, когда Николас потерян навсегда?
Она шагнула к выходу.
– Не забудьте сумку.
Даглесс обернулась. Сумка стояла у самого надгробия. Содержимое сумки помогло ей выжить в елизаветинскую эпоху.
Глядя на нее, Даглесс неожиданно ощутила нечто вроде близости с неодушевленным предметом. Сумка была там вместе с ней.
Даглесс подошла ближе и, сама не зная почему, расстегнула. Не стоило и проверять содержимое, чтобы понять: все на месте. Пузырек с аспирином полон, ни одна таблетка от простуды не исчезла, тюбик с пастой почти не начат, из блокнота не вырваны листочки. Все как было. Она повесила сумку на плечо и уже хотела уйти, как что-то заставило ее повернуться и окинуть взглядом основание могилы. Что-то изменилось. Сначала Даглесс не поняла, что именно, и поэтому осторожно, стараясь не смотреть на скульптуру Николаса, пригляделась к основанию.
159 
