очень нудно 
108 
— Я не один, — возразил египтянин.
— Но только не там, внутри.
«Только не говори об этом Инаре», — хотел сказать Тамит, но промолчал.
Им предстояло проститься, и, по всей вероятности, навсегда.
Это случилось скорее, чем он мог предположить, потому что время неумолимо к тем, кто хочет приостановить его бег. Тамит стоял перед Инарой, и ему чудилось, будто он видит перед собой пепел потухшего костра. Как быстро все закончилось! И так же скоро забудется. Ему было неловко и стыдно, и он не знал, что сказать девушке. Лучше не иметь дело с женщинами, которых, как бы ни старался, не можешь полюбить всем сердцем, к которым только влечет!
Инара, казалось, тоже не знала, о чем говорить. Печально улыбнувшись, она достала браслет из мудрено сплетенных тонких полосок кожи и надела на руку Тамита.
— У тебя будет много золота, а такого украшения тебе никто не подарит. Обещай, что не станешь его снимать. Оно не позволит тебе позабыть о моей любви.
Он сжал ее запястье. Инара права: иногда ценность заключается не в материале, а в искусной работе. В чувствах, с которыми была сделана вещь.
— Обещаю. Инара! Если я чем-то обидел тебя, прости.
— О нет, ты подарил мне радость! Жаль только, что я не жду от тебя ребенка.
Тамит с облегчением вздохнул, тогда как предательский внутренний голос шептал: «У Тии уже двое детей — от другого мужчины!»
Вечерний воздух опьянял свежестью, как молодое вино. Мир казался чудесным, как мечта, деревья и травы волновались, словно корабли на якорях. Это был один из тех моментов, какие исчезают бесследно, хотя на самом деле хочется, чтобы они никогда не кончались.
Тамит знал, что Инаре пора возвращаться обратно, и все же не смог устоять перед желанием еще раз вкусить ее страсть. Мешок с загадочными табличками упал в траву, шелковистые волосы девушки накрыли Тамита мягкой волной. Одежда обоих промокла от вечерней росы. Никто не слышал их криков и стонов отчаяния и радости, разве что птицы, парящие высоко в небесах, да неприметные земные твари.
Когда девушка поднялась с земли, ее лицо было залито слезами. Тамит впервые увидел, как Инара плачет. Она прошептала:
— Возвращайся, я буду ждать!
Глава 4
Когда-то Тамиту казалось, будто он может забыть Фивы. Город с его неповторимыми ароматами, звуками, зданиями, чарующей атмосферой величия и вечности. Сейчас юноша понимал, насколько он сроднился с этим городом, как сильно рад тому, что вернулся домой.
В мешке побрякивали тяжелые таблички. Тамит старался не думать о них. Сначала надо увидеть мать. Успокоить, обнять, обрадовать, сказать, как сильно он ее любит.
Возле ворот особняка военачальника Интеба сидел мальчик и что-то чертил на каменных плитах. Увидев Тамита, он широко раскрыл глаза; на его лице появилось выражение непонятного ожидания и горячей надежды.
Тамит узнал его.
— Это ты, Амени?
Из каких-то известных только ей соображений Джемет выбрала в покровители своему сыну не кого-нибудь, а великого Амона.
— Да, господин.
Тамиту сделалось неловко. Он присел на корточки.
— Что ты здесь делаешь? Играешь?
— Да.
Мальчик смотрел на него светло-карими глазами; его чистый и нежный взгляд был похож на взгляд Уны. У Тамита сжалось сердце.
— Почему твоя мать не отдаст тебя в школу?
Амени опустил глаза.
— Она говорит, что я сын рабыни и мне там не место.
— Джемет пора перестать считать себя рабыней.
— Тогда кто она?
— Просто одна из служанок хозяйки этого дома.
На самом деле это была неправда. Джемет попала в дом Интеба и Уны потому, что когда-то была его любовницей. Тамит выкупил ее, как выкупают рабынь, и она жила среди других служанок его матери. Он не раз предлагал выделить Джемет хорошее приданое, чтобы она могла выйти замуж за свободного мужчину, но молодая женщина презрительно и злобно отказывалась. Тамит понимал, что она живет ожиданием того, что никогда не сбудется. Неужели то же самое ждет ее сына?
Как бы ему ни хотелось увидеть Уну, прежде придется поговорить с мальчиком.
— Я сам отведу тебя в школу. Ты научишься читать и писать.
Глаза Амени загорелись.
— А потом?
— А потом посмотрим. Выберешь, чем бы ты хотел заниматься, и я тебе помогу.
— Надо мной станут смеяться, — с грустью заметил мальчик.
— Кто?
108 
