Глава шестая

Остаток утра Жасмин провела, гуляя по замку и обследуя холодные комнаты, давно запертые и оставленные в запустении, и другие, в которых слуги, по крайней мере, потрудились сохранить видимость величественности замка.

Не завидовала она работающей здесь Мэри.

Должно быть, очень трудно заставить слуг работать на совесть, когда хозяину дома и имения, по всей видимости, на все наплевать.

К своему изумлению, Жасмин наткнулась на огромный бальный зал, зеркала в котором были завешены белыми простынями и некогда блестящий паркет сейчас был тусклым, нечищеным.

На третьем этаже она обнаружила комнаты, которые когда-то, по всей видимости, служили детскими и школьными классами.

Решетки на окнах и старомодные маленькие картинки с изображением собак, лошадей и игрушечных солдатиков на стенах, без сомнения, останутся у нее в памяти.

Здесь граф провел свое детство.

Она поймала себя на том, что улыбается — на двери даже остались следы от карандаша, с помощью которого каждый год отмечали его рост.

Он сидел за письменным столом с испачканными чернилами пальцами и растрепанными волосами, смотрел через озеро на болота, наверное, мечтая оказаться на улице, покататься на своем пони или побегать по лесу, вскарабкаться на дерево, поплавать — его снедала жажда приключений.

И конечно же, даже в своих самых смелых мечтах граф и представить себе не мог, что, когда замок перейдет к нему, он прикажет его закрыть и здесь будет царить такое запустение.

Казалось, весь замок спит вековым сном, запертый от реального мира.

— Похоже на современную версию «Спящей красавицы», только его светлость на красавицу не похож! Но… — она глубоко вздохнула, — никто не станет отрицать, что он очень красивый мужчина.

Девушка вспомнила взгляд его темно-карих глаз, то, как нетерпеливо он отбрасывает темные волосы, ниспадающие на лоб.

Жасмин была уверена, что он человек с железным характером.

Настоящий лидер.

В его осанке было столько уверенности в себе, что он просто не мог быть другим.

Поэтому его самоустранение из общества наверняка стало весомой потерей.

— Должно быть, он любил свою юную жену до безумия, — размышляла Жасмин, проводя пальцем по запыленной каминной полке. Кажется, ее смерть лишила графа разума.

Она и сама не понимала, почему этот факт настолько ее расстроил.

Захандрившая Жасмин вернулась в спальню, встревоженная, не в состоянии сосредоточится ни на чем. Она не хотела ни читать, ни даже играть на пианино.

У нее в багаже была холщовая сумка с вышивкой, над которой она трудилась, но, достав ее и сделав несколько стежков, она отложила шитье в сторону.

Ей нужно было размяться, но на улице слишком холодно даже для прогулки по заснеженным окрестностям.

— Господи, Жасмин Уинфилд, ты стала трусихой! — стала бранить она себя. — Ты свободная американка и живешь своим собственным умом! Ты же прекрасно понимаешь, что тебе очень хочется покататься на коньках по озеру. Что дурного в том, чтобы немного размяться? Ничего плохого не случится, я буду очень аккуратной. Подозреваю, что граф заперся в своем мрачном кабинете и грустит, но у тебя нет причин для грусти!

С этими словами она достала коньки и поспешила вниз.

Со всевозрастающим волнением Жасмин вышла на террасу замка, спустилась по короткому пролету крутой заледеневшей лестницы, миновала заросли ивняка и прошла к воде.

Озеро лежало прямо перед ней, поблескивая серебром под тяжелым свинцовым небом. Гладкая ледяная поверхность простиралась вокруг.

Жасмин смахнула снег с деревянной скамьи, присела, чтобы сменить туфли на тяжелые ботинки с коньками.

  25